Розы (сборник)

Gierre

Что было бы, если бы друзей вовсе не существовало?

И, наконец, логичным продолжением: что было бы, если бы вовсе не существовало его самого?

По телевизору показывали комедии про таких, как он. Драмы про таких, как Тапочка. Триллеры с сюжетом, достойным лучших приходов Кирилла. Но актрисы, все как одна, казались жалкими пародиями на Нику.

Славке стало казаться, что вместе с друзьями из его мира ушла опорная свая. И теперь мир рушился, катился под откос, и Славке в этом мире уже совсем нечего было делать. За две недели он так укрепился в своей мысли, что решил отключить телефон.

Испугался, что Ника позвонит ему и позовет за собой. Или что из трубки раздастся голос Тапочки: «Чувак, ну, ты как всегда лузер! Один остался – так и надо тебе».

Утром тринадцатого дня он подошел к окну, распахнул его и высунулся наружу, вдыхая затхлый воздух шоссе. Купить квартиру в столице – это вам не два пальца об асфальт. Здесь не до шика.

Столица отозвалась утробным гулом мусоровозов.

Славка прожевал внутри себя все тринадцать дней с бутылками пива, вина, водки и выдаваемого за вискарь самогона. Потом выплюнул и стал следить за тем, как летит вниз одинокая частичка. Она растворилась, то ли в воздухе, то ли в плохом зрении Славки, и тот заметил, как щиплет глаза.

Солнце поднималось из-за крыш многоэтажек, выстроенных по другую сторону шоссе. Славка смотрел на него и думал, что это солнце делает ему инъекцию лидокаина прямо в мозг – головная боль постепенно отступала.

В конце концов, он отправился в ванную, набрал в бутылку из-под пива воды и подошел к кактусу:

– Ну что, пациент, ты скорее жив или мертв?

Глаза у Славки блестели, но с души вроде как свалился камень. Кое-что они все-таки оставили ему, отправившись в лучший из миров.

ПЕРЕСМЕШНИЦА

Кристина была послушным ребенком и хорошо училась. Еще она хорошо готовила, сносно вышивала и даже носила ночную сорочку, слепленную на уроках труда из маминых уговоров и угроз трудовички. Кристине пророчили удачный брак и женили на всех мальчиках, которые были вокруг нее. Не важно, как на самом деле она относилась к ним – Пети, Славы, Миши, Коли и даже Даниилы в глазах Кристининых родственников и друзей семьи становились претендентами на руку и сердце красавицы.

– Я хочу в медицинский поступать, – заявила Кристина, когда пришла золотая пора старшей школы: время репетиторов и родительских нервов.

Мать побежала за валерьянкой, отец капал себе корвалол, старший брат замер с вилкой в руке.

– Кристин, ты че? – осведомился он в своей извечной манере неискушенного пролетария.

– Хочу в медицинский, – решительно повторила девушка.

– Мужик тебе нужен, Кристин, – братюня тяжело вздохнул и продолжил уплетать макароны по-флотски.

Ничего хорошего в тот вечер Кристина не услышала, только вариации на тему короткой реплики. Вот и выходило, что получивший полный трояков аттестат начинающий слесарь выразил общую мысль лучше, чем велеречивые инженер и читающая домохозяйка.

Поступить в медицинский, конечно, Кристине позволили – либеральные взгляды не допускают порки ремнем и ультиматумы подросткам. Только вот лучше бы честно выгнали из дома. Началась совершенно новая жизнь, в которой Кристине нужно было держать ухо востро. Вернувшись домой с занятий она могла обнаружить у себя дома сынишку какого-нибудь отцовского друга или маминой родственницы. Они заходили в дом и выходили из дома, создавая ощущение ритмичного потока.

Дошло до того, что родители подгадывали, когда у Кристины начинаются «эти дни». На трое суток в доме не бывало ни души, а потом все возвращалось на круги своя. Она поняла, что для семьи превратилась в особенно сложный экспонат, который необходимо в хорошем качестве сдать нужному музейному специалисту. Сравнивать себя с товаром на рынке пока еще казалось пошлым.

Шестой курс давался не без труда – куча сил уходила на вечерние «приемы». Кристина, в конце концов, психанула, собрала вещи и ушла жить к подруге. Та давно отпочковалась от родных и теперь едва сводила концы с концами из-за маленькой стипендии и высокой квартплаты. Вдвоем они потянули хозяйство и жизнь временно наладилась.

Шли долгие месяцы, миновала интернатура, потом сама собой подобралась научная работа и, совмещая работу в поликлинике с поиском сведений для своего проекта, Кристина не заметила, как к двадцати восьми годам оказалась младшим преподавателем.

Родня была в ужасе, к отцу и матери ходили толпы сочувствующих, а женихов начали искать с утроенной силой. Все семейные праздники были наводнены желающими познакомиться с Кристиночкой молодыми людьми, либо достаточно инфантильными, чтобы к такому возрасту продолжать слушать родителей, либо достаточно тупыми, чтобы принимать все за чистую монету. Изредка попадались такие же жертвы обстоятельств, какой была сама Кристина – единственное время, которое она могла провести с собственной семьей, непременно сопровождалось «выгодным знакомством».

– Завтра у отца юбилей, – хмуро сообщила она Веронике, снимая макияж у зеркала. Постепенно, как в фильме ужасов, проявлялись на лице синяки под глазами, болезненный цвет кожи, первые морщинки. Кристина понимала, что уже не может хвастаться молодостью, хотя и не переживала на сей счет – к чему?

– Подарок купила? – поинтересовалась Вероника. По крайней мере, она могла поддержать разговор и не лезла к соседке с душещипательными беседами про симпатичных мальчиков и отсутствие у них мозгов удовлетворительного качества. Кристина искренне считала, что бабы и мужики думают друг о друге совершенно одинаковые вещи: либо красивая (красивый), либо умная (умный). Не смешивать! Как со слоеным коктейлем.

– Да какой подарок, к нему коллеги придут, будут вискарь пятидесятилетний дарить, – отмахнулась Кристина. По поводу подарка она не беспокоилась, тревожило ее совершенно другое.

***

– И этот тост я хочу поднять за свою прекрасную дочку, красавицу, умницу, врача, – он особенно выделил последнее слово. – Мою замечательную Кристиночку! Желаю тебе, дочура, чтоб у тебя все сложилось. Чтоб ты нашла себе хорошего мужика, и чтоб я к следующему юбилею уже нянчил внучаток.

Кристина вежливо улыбалась и опускала глаза под чужими взглядами. Ей не сложно было несколько раз в год притворяться послушной девочкой, пусть даже этой девочке скоро должен был стукнуть тридцатник.