Розы (сборник)
Шрифт:
– Приду, – прошептала она. – Ну, мне пора. Хорошего вечера.
Выбежала из кафе, не дождавшись ответа занятого мороженым Кости, и постаралась не плакать. По крайней мере, до тех пор, пока ее фигурку можно было увидеть из окон заведения.
***
Встречи теперь сопровождались неизменными паузами. Они подолгу молчали, и Кристина чувствовала на себе презрительный взгляд, полный искренней ненависти. Иногда она пыталась поставить себя на место Михаила: что она сделала бы ради Кости? В такие минуты становилось совсем плохо, и эксперименты прекратились, так и не дав плодов. Все, что она поняла – ей
– Я его люблю, – сказал однажды Миша, позволив себе выпить бокал вина в ее компании. – И я никому не отдам его.
Через год их странной игры в неуклюжую пару родные засуетились о свадьбе.
– Нет, – отрезала Кристина. – Ни за что. Лучше больше не поднимай эту тему.
Но Михаил все-таки поднял, напившись до состояния, когда в самый раз было вызывать неотложку.
– Костя согласился… ну, знаешь, может, тебе захотелось бы… ребенка? – он посмотрел на Кристину мутным от алкоголя и внутренней борьбы взглядом.
Она вскочила на ноги, с размаха шлепнула его по щеке и выбежала из квартиры под причитания Тамары Федоровны.
Не разговаривали почти месяц. Мысль, которую подал ей Михаил, не давала покоя. Кристина очень долго называла про себя эту мысль «идиотской и мерзкой». Было противно просто от того, что Михаил и – тем более! – Костя решились на подобное. Но шли дни, и она стала впускать идею по миллиметру. Для начала просто рассмотрела гипотетическую ситуацию об усыновлении или искусственном оплодотворении, вне контекста парочки геев, которые свалились ей на шею. В конце концов, двадцать восемь лет – это почти тридцать, а там недалеко и до сорока. Мужчину себе она так и не подыскала, женщины ее однозначно не интересуют, так откуда же взять ребенка? И нужен ли он ей?
– Я хочу поговорить об этом с Костей, – произнесла она в трубку, набрав номер Михаила. На том конце почти сразу послышались короткие гудки. Конечно, кто же допустит ее до священного тела?
Начался самый сложный период во всей ее жизни. Просыпаясь, она только ненадолго чувствовала себя живой. Ровно до тех пор, пока не вспоминала чудесный взгляд и безупречную фигуру. Ровно до той минуты, пока не всплывал в воображении коварный засос и то, что могло стоять за ним. Ровно до секунды, когда она слышала в своей голове: «Может, тебе захотелось бы… ребенка?». С этой секунды и начинался Ад, потому что она очень четко ощущала, что хочет.
Хотя бы кусочек. Хотя бы возможность растить его ребенка. Хотя бы… воображение.
И через неделю после ее собственного звонка пришла СМС: «Завтра в шесть, у нас дома».
***
Квартира, в которой жили Михаил с Костей, была настолько гейской, что Кристину поначалу передернуло. Конечно, в первый раз ее передернуло, когда в коридор вышел осунувшийся, грустный и потерянный Костя. И уже потом она увидела интерьер.
Современная работа профессионального дизайнера, картины, статуэтки. Ничего, что могло бы составить «домашний уют», за который так радеют семейные пары. Откровенные фотографии (к счастью, чужие!) и сюжеты картин заставляли Кристину краснеть. Мелькнула мысль, что Михаил мог нарочно купить все это, чтобы смутить ее, но интерьер выглядел продуманно, а мысль была слишком жалкой, чтобы можно было за нее зацепиться.
Никаких перегородок в небольшом помещении не было, и, скинув обувь, Кристина первым делом наткнулась взглядом на кровать. Огромную, чересчур большую. С кованным каркасом, который… Нет, лучше просто отключить воображение на время странной встречи, иначе можно сойти с ума!
– Я вас оставлю, посижу внизу в кафешке, – сообщил Михаил, накидывая куртку. Он выглядел спокойно и буднично. Кристина не стала гадать, что бы это означало.
Оставшись вдвоем, они с Костей потеряли способность соображать. Стояли и молчали несколько минут, переводя взгляд из одной точки пространства в другую, ничего не видя и не соображая.
– Пойдем, Миша там купил пирожных, – предложил, наконец, Костя, и они прошли на крохотную кухоньку. Здесь тоже не было ничего лишнего. Хорошо хоть, отсюда не было видно кровать.
– Я понял, что я тебе нравлюсь, – сообщил Константин, разобравшись с кипятком, пакетиками и кружками – для него это, судя по всему, было настоящим подвигом. – Извини.
– Да ладно… – она хотела отмахнуться, но это было бы чересчур. Так что ограничилась фразой.
– Миша сказал, что ты отказываешься от свадьбы. Ты не подумай, у него долгов нет. Составите контракт, все будет честно. Нам бы только перед родственниками его… Ну, чтоб мать его… Понимаешь? – он с надеждой посмотрел на Кристину, и та тут же отвернулась. – Ты ей очень понравилась. Да и не удивительно, ты классная.
Кристина проглотила комплимент. Он был горький в сложившемся контексте. Очень захотелось разрыдаться, но слезы выбила из глаз гордость.
– Костя, я насчет ребенка, – сражаясь с гордостью, слезами и проклятым «контекстом», она приступила к тому, ради чего назначила встречу. – Если ты решишь это сделать, я хочу, чтоб права на ребенка были у меня. Никаких встреч, никаких совместных прогулок. Да, я хочу ребенка, и ты мне нравишься, но я не…
Она так и не смогла сказать вслух: «Я не выдержу». Смотреть на то, как Костя будет нянчиться с ребенком, называть его сыночком, а потом возвращаться в эту квартиру с огромной кроватью? Нет, это уже слишком даже для такой извращенки, как она.
– Первое время вам нужно будет жить вместе, – спокойно ответил Костя.
– Ты согласен? – взгляд. Жалкий и быстрый, чтоб не заметил выражение ее глаз.
– Да, меня это полностью устраивает.
Она поняла, что вечером напьется, как свинья, и будет рыдать в подушку, отпихиваясь от утешений Вероники. Лучше бы сказал, что отказывается. Что ему хочется встречаться с сынишкой. Господи, какой же бред! Что с ней не так? На свете целая куча парней, залипай на кого угодно. Отец каждый месяц готов был знакомить ее с новым. И вот так глупо…
– Я бы только хотел, – продолжил Костя, и его голос дрогнул. – Хотел бы прийти на свадьбу. Хотя бы ненадолго, чтоб Тамара Федоровна меня не увидела.
Кристина, наконец, смогла поднять голову и посмотрела на Костю. И все поняла. Поняла, как ему больно сидеть вот так и продавать себя за возможность быть со своим любимым. Поняла, как ему горько будет знать, что прямо сейчас вся семья Михаила искренне радуется его отношениям с Кристиной, дарит подарки, кричит «Горько!». Поняла, что он так же близок к истерике, как она сама. Просто он мужчина, а мужчины, наверное, не плачут?