Розы (сборник)
Шрифт:
Телефонный звонок. Шифровка. Подтвердить, что никого нет дома, все безопасно, и оговоренное время не изменилось.
Он ощущал себя шпионом, а она относилась к этой части как к элементу этикета. Невежливо приходить без спроса, врываясь в чужую жизнь со стеком в руке. У него два милых подростка, коллеги, друзья. И она – всего лишь часть огромного полотна, которым он пытается прикрыть зияющую пустоту потери.
Дверь открывается, и в его взгляде вопрос: «Уже?». Она отрицательно машет. Нет, нужно переодеться и прийти в себя после шума метро и холода улицы. Проходят драгоценные минуты, и вот она выходит из ванной
Она говорит ему снять одежду и встать в центре комнаты. Пока он аккуратно складывает вещи в ровную стопку, она выключает их телефоны. Сначала свой собственный, а потом его. Дверь комнаты щелкает внутренним замком.
Они одни.
Обойдя сзади, она снимает свой шарф и осторожно завязывает ему глаза. Можно было использовать маску, но в ней ничего не видно, и загадки полутонов, намеков, волшебства тайны уже не получится. Она окрашивает его мир красным, и в драпированной темным цветом комнате перед глазами возникает иллюзия особого пространства.
Он больше не чувствует свою связь с прошлым и будущим, погружаясь в текущие мгновения полностью. Она видит, как изменилось выражение его лица, и начинает разматывать веревку.
Узлы ложатся на послушное тело подобно стежкам хирурга, который пытается зашить рваную рану. Она смотрит, как постепенно расслабляются его спина и плечи, следит за дыханием и задает вопросы, бесконечные вопросы, погружая его в самого себя через эту связь.
Алый мир проникает внутрь, пропитывая собой каждую клетку тела. Вдыхая, он ощущает аромат ее духов, выдыхая, чувствует исчезновение очередной порции боли. Давление в груди слабеет, и постепенно он учится дышать свободно, не задумываясь о том, как правильно это делать.
– Приподними руки.
Вдох.
– Наклони голову вправо.
Выдох. Ему нужно только быть и ничего больше. Всё остальное знает Она.
Причудливый узор на теле освобождает его от необходимости мыслить, и когда пульс приходит в норму, она достает из сумки первый подарок.
– Молчи.
Там, где он сейчас, Ее слова не нужно трактовать. Он не готовится к боли, не ждет чего-то конкретного, не стремится сквозь полупрозрачную ткань выяснить, что произойдет через мгновение. Он молчит.
Зажимы оказываются на его теле одновременно, с двух сторон. Боль концентрируется в области груди, но он воспринимает ее издалека, со дна Марианской впадины. Там, где он сейчас, боль не имеет значения.
Она садится в кресло напротив и смотрит. То, что произойдет через несколько минут, ей известно. В отличие от него, она кожей ощущает Сейчас, физически чувствует движение секундной стрелки.
Боль нарастает, а способность терпеть ее, напротив, сокращается. Боль выталкивает его со дна океана, заставляя столкнуться с реальностью, встретиться в одном пространстве с Ней, а потом подняться выше, взглянув на себя со стороны. Мышцы напрягаются, и узлы вокруг его тела впиваются в кожу, отражая его напряжение. Чем сильнее он напрягается, тем сильнее становится боль. Она поглощает его целиком, и, чтобы не попасть в ловушку, он выныривает из себя, взлетая в воздух. Ощущения притупляются, время становится тягучей и вязкой субстанцией,
Она поднимается со своего места и достает второй подарок. Сразу два. Стек привычно ложится в левую руку, плеть – в правую.
Он слышит шорох, и память помогает ему ненадолго обрести себя вновь.
Первые удары всегда легкие. Ей нужно вспомнить его тело. Иногда она играет, уводя взмах к полу, а он по инерции дергается, вызывая на ее лице улыбку. Теплую, понимающую. Которую он никогда не увидит. Удары становятся сильнее, но он выполняет приказ автоматически, не задумываясь о том, что можно было бы криком снять напряжение. «Молчи», – так она сказала.
Последние десять ударов она отсчитывает вслух сама, давая ему возможность узнать, когда закончится боль.
– Три, два, один…
Ещё несколько секунд он ощущает агонию во всем теле. Агонию, которая замещает сквозное отверстие в душе, достает из него пулю гештальта, помогает простить себя на короткий миг, когда ничто, кроме боли, не имеет значения.
Она берет в руки клинки и быстро, так, как можно научиться только долгими тренировками, разрезает веревку в нескольких местах. Напряжение перекатывается к зажимам – она снимает их одновременно, так же легко, как секундами раньше узлы шибари. Боль уходит из него, оставляя после себя воспоминание о пустоте и прощении.
Они сидят на кухне, и он смотрит за тем, как она не спеша ест приготовленный им ужин. Вино остается нетронутым – он купил эту бутылку в день первой встречи, а она сказала, что выпьет только в конце.
В конце.
Каждый раз на кухне к его горлу подступал комок, стоило ей взять в руки бутылку. Она вертела стекло, обдумывая что-то, но всегда ставила вино на место. Она считала, что им еще есть над чем работать. Он надеялся, что сможет пережить купленный алкоголь.
Прощание. В его взгляде тот же вопрос: «Уже?». На этот раз она кивает.
Дверь закрывается.
Он ставит бутылку на место, дрожащими руками закрывая бар на замок.
ЧОКНУТАЯ!
Чокнутая – так ее называли друзья. Наполовину в шутку, наполовину всерьез. Кэрри была с чудинкой – могла разозлиться от пустяшного розыгрыша, но почти всегда в компании вела себя достойно и рассудительно. Не пила много, не кокетничала с двумя разом, не лезла в бессмысленные споры и давала списывать. Идеальная студентка.
Кэрри к третьему курсу успела нахвататься таких знаний по истории Западной Европы, что только самые отпетые зубрилы не ходили к ней за помощью. Ну, еще гордецы – с этих что взять? Лучше удавятся, чем пойдут к Чокнутой за советом.
На вечеринках Кэрри держалась особняком, но всегда разговаривала подолгу, если к ней подсаживались достойные слушатели. Могла рассуждать об оккультизме, цитировала «Молот ведьм», даже на коленке вырисовывала древние руны. Учеба была ей в радость, и хоть никто не воспринимал Кэрри слишком серьезно, многим было забавно прикоснуться к редкому фанатизму. Что обычно услышишь от девушки? Косметика, тряпки, киношки… Кэрри, напротив, рассказывала про кресты, распятья, пентаграммы и черные свечи. Готичненько? Пожалуй, но с налетом подлинной интеллектуальности – то, что нужно под дешевый виски из супермаркета.