Розы в декабре

Саммерс Эсси

— Но было только две плитки, — пожаловалась Элизабет. — Одну взяли Вики и

Джеймс.

— Ну, так разрежьте пополам. И возьмите линейку, ради Бога.

— Конечно, Лиз всегда хитрит и умудряется взять больше, — с досадой заявил

Уильям. — Она пользуется линейкой с заделом и на этот задел и зажиливает.

— Элизабет, раздели, но дай Уильяму выбрать свою половинку, — вмешалась Фиона.

Наступила глубокая тишина. Это весь клан Кэмпбеллов обдумывал предложение.

Затем Элизабет долго делила плитку, и было ясно как день, что большая точность

может быть только в Палате мер и весов.

Эдвард взглянул на Фиону с еще большим уважением.

— Это ж надо! Прямо соломоново решение. Да где вы этому всему научились?

Фиона хотела было ответить что-то резкое, но вдруг отчужденность развеялась, и

она с улыбкой бросила:

— Так оно и есть — у Соломона, мистер Кэмпбелл. Я вспомнила, как папа

рассказывал, что древнееврейские раввины так делили имение между двумя

наследниками. Это самый честный способ.

— Что вы все еще зовете его мистером Кэмпбеллом? Это же глупо, — заметила

Элизабет. — Всех остальных вы зовете по именам, даже охотников за кроликами.

— Действительно глупо, — поддержал племянницу Эдвард. — Зовите меня Эд.

Фиона посмотрела ему в глаза, как бы напоминая об их поездке из Квинстона.

— Если я и могу называть вас по имени, то только Эдвард. — И, наклонившись к

нему, чтобы поднять раздавленный каштан с пола, прошептала: — Это такое

чопорное имя.

Он ответил неожиданно, словно не слышал, что она сказала: — А я буду звать вас Флора.

— Почему? Это же не мое имя.

— Фиона — по-гаэльски Флора. Дедушка так звал бабушку, когда хотел быть

ласковым.

— Ну, к нам это не имеет отношения, — немного сердито сказала Фиона. — Так что

обойдемся без Флоры.

У Элизабет блеснули глазки.

— Какое романтическое имя — Флора Макдоналд.

— А что тут такого? — удивился Уильям.

— Ну, знаешь… хотя ты до этого еще не дорос. Мы сейчас проходим по истории

эпоху Стюартов. Красавчик принц Чарли, и все такое. Флора — это имя его

возлюбленной, которая спасла его от смерти.

— Все это, возможно, только легенда, — строго заметила Фиона. — Лично я думаю.

Флора Макдоналд была лишь бездушной красоткой, которой принц Карл был по-своему

благодарен.

— Но, Фиона, — разочарованно протянула Виктория, — вы сами всегда подчеркиваете

романтику истории. Совсем недавно вы говорили, что только потому мы и помним

историю…

— Но я также стараюсь придерживаться истины.

— Тогда вы перечеркиваете все рассказы из жизни красавчика принца Чарли.

— Не забывай, Вики, — со смехом заговорил Эдвард, — что ее отец непреклонный

пресвитерианский священник. Может, она не одобряет Карла из принципа.

Глаза Фионы вспыхнули.

— А хотя бы и пресвитерианский священник — дело не в том. Чарлз Эдвард Стюарт

имел все права на престол. Он был рожден королем.

Эдвард присвистнул:

— Вот до чего мы договорились! Но я и представить себе не мог, чтобы клановая

лояльность сохранилась даже в этом поколении.

— Я родилась на западе горной Шотландии, — заметила Фиона, и в ее голосе не

было ни оправдания, ни смущения.

— Но вы же не считаете, что королева Елизавета не должна была вступать на

престол? — чуть не с ужасом проговорила Элизабет. У нее было шесть альбомов по

королевскому дому Англии с полной генеалогией.

Фиона засмеялась:

— Ну нет, Англия сегодня такая как есть благодаря ей, и ее отцу, и матери, и

всем тем, кто предшествовал им, но… но это были жестокие времена, и творилось

много несправедливости.

— Дядя Эдвард, ты сегодня хотел почитать нам стихи из новой книги. Ты обещал.

Мы тебя давно уже не слушали.

— Да ведь ваша гувернантка вам уже читала. Но если хотите, я не против. Это

сборник поэзии из журналов. Подборка неравнозначная, но есть много хороших

произведений. Я просмотрел.

Фиона знала, что эту любовь к чтению вслух привила им Рангимарие. “Правда, никто не может сравниться с Рангимарие по мастерству чтения, — как-то сказал

Эдвард. — Язык маори удивительно музыкальный; в нем так много гласных звуков.

Он весь звенит и журчит, как ручеек среди камней. Но даже когда Рангимарие

читала свою прозу на английском, она звучала как поэзия — такая она была

ритмичная”.

Этот вечер в кругу семьи был такой замечательный. Каждый Кэмпбелл брал у

другого книгу, быстро перелистывал еще не зачитанные хрусткие страницы, чтобы

найти то, что ему хотелось бы всем прочитать.

— А мне вот это нравится, — заметила Виктория. — Оно мне сразу бросилось в

глаза:

Я внемлю пенью птиц в рассветный этот час,

Когда весь мир лучами золотится;

Я слышу песнопения дрозда,

В спокойствии сходящей ночи;

И возношу благодарение ручьям,

Журчащим в дебрях сумрачного леса,

Жужжанью пчел и благовесту сел,

В субботу нас зовущему к вечерне.

…Мне любо все, но сердце так и бьется,

Когда твой нежный голос раздается.

Фиона сидела, боясь пошевелиться. Сейчас она проснется, и этот кошмар кончится.