РrоМетро
Шрифт:
– Ну, – сказал я, когда поток инструкций иссяк. – Почему мы до сих пор катимся, а не едем?
– Так ведь… – Рядовой чуть не рассмеялся. – Контакта ж нету. Контакт нужен. Искра.
– И что? Мне выйти и покрутить ручку?
– Зачем? Надо накинуть на клеммы цепочку и держать. – Слово «цепочку» он произнес с ударением на первом слоге. – Вон она болтается. Перчатки там же. Лучше их надеть: у цепочки, конечно, проводимость больше чем у тебя, но черт его знает… На всякий случай.
Больше чем у меня? О чем это он?
У меня за спиной располагалась полочка, на
Испытывая смутные сомнения, я натянул перчатки. Их пыльные раструбы закрывали руки до середины предплечий, наружу торчал только большой палец левой руки, выглядывающий из дыры. Я сдернул цепочку и обернулся к Савельеву.
– Так, а где клеммы?
– Да вот же, перед тобой.
– Эти, что ли?
Прямо перед собой я видел пару вертикальных поручней, они спускались из-под потолка кабины и упирались в приборную панель. Обычные поручни, может, чуть потоньше, чем в салоне. Именно за них, по моему мнению, должен был держаться помощник машиниста, которому не хватило сидячего места.
– И как ее накидывать?
– Ну обычно же! – Савельев досадливо пошевелил сведенными лопатками. – Один конец на левую клемму, другой – на правую. И руками прижать.
– Сильно? – Я неуверенно потеребил цепочку. Звук получился кандальный.
– Без разницы! – отозвался рядовой.
Будучи на сто процентов уверен, что в очередной раз совершаю какую-то глупость, я все же поднес цепь к псевдопоручням, приложил сначала левый ее конец, зафиксировал рукой в перчатке, затем…
– Осторожней, Палыч! – предупредил Петрович.
…затем правый. Стоило звену цепочки коснуться правой клеммы, как сразу же возник контакт и вполне ощутимая искра бледно-сиреневого цвета, пробежав по цепи слева направо и по поручню сверху вниз, скрылась под панелью управления. Мощная судорога пронзила вагон, подбросила его над рельсами, перетряхнула вместе со всем содержимым и опустила назад. Момента остановки я не почувствовал, но направление движения изменилось, это точно. Теперь мы ехали вперед.
– Есть контакт! – бодро отрапортовал Игорек.
– Охм, – высказался Петрович, потирая переносицу. – Поменьше бы таких контактов.
– Сами виноваты! – заявил Савельев. – Я ж говорил, скорость – на минимум, а вы…
– А что мы? – огрызнулся Женя. – Тут как все дернулось, так и я дернулся. И переключалку задел… случайно.
Рычаг, регулирующий скорость, находился в среднем положении. Стрелка спидометра нерешительно колебалась между двадцатью и двадцатью пятью… я думаю, километрами в час, хотя не удивлюсь, если узнаю, что здешняя шкала отградуирована, например, в верстах в секунду. Учитывая, что здесь совсем другие секунды.
И вообще, я ничему уже не удивлюсь – некогда. Нужно поддерживать контакт.
– Случайно, накх, – проворчал Петрович и потер для разнообразия лоб. – Чтоб так случайно переключить другие по полгода на курсах учатся.
– Ну так, – самодовольно ухмыльнулся Ларин и плавно перевел рычаг в состояние «полный вперед».
Стрелка спидометра перевалила за сорок. Вагон уверенно набирал обороты.
Рельсы, рельсы, рельсы… Длинные, как жизнь, если верить Петровичу, они нигде не начинаются и никогда не заканчиваются, они просто тянутся, левая и правая, неразлучные и параллельные, не удаляясь друг от друга ни на сантиметр, но и не приближаясь. Разве что очень далеко, в каком-нибудь Петропавловске-на-Камчатке, где царит вечная полночь, если верить радио, и земля соединяется с небом так, что горизонт можно потрогать рукой – только там они сходятся вместе. Если верить Лобачевскому.
Кажется, я задремал стоя.
– Что-то ты не договариваешь, рядовой! – нарушил тишину Ларин и пояснил: – Насчет своего «товарища майора».
– Чего это я не договариваю? – поежился Савельев.
– Того. Слишком уж он о тебе заботится. Сам посуди, стал бы нормальный майор из-за рядового переговоры устраивать, вагоны взрывать и все такое? Не стал бы, зуб даю! Колись, ты ему сыном приходишься?
– Не, не сыном. – Савельев потупился. – Племянником…
– Я так и думал! – обрадовался Ларин. – А что ж тогда твой любимый товарищ-дядя тебя от службы не отмазал?
– А он и отмазал! – Рядовой зло зыркнул исподлобья. – Меня ж тогда почти призвали пограничником служить. Граница с Сицилией, место неспокойное, мафия… Вот тогда дядя меня и пристроил поближе к себе.
– С Сицилией? – встрепенулся я.
– Подземная граница, Паш, – негромко пояснил Петрович. – Подземная.
В следующее мгновение в кабине раздался короткий пронзительный звук, скорее, даже прелюдия к звуку, и я краем глаза успел заметить… Впрочем, к чему кокетство? Ни черта я не успел заметить. Просто зафиксировал как свершившийся факт, что в руке у Игорька возникла оранжевая пластмассовая игрушка с электронной начинкой.
– Заснул наконец, – удовлетворенно объявил мальчик.
– Вот-вот! – сказал Ларин. – Даже мамонт с такой жизни скопытился. Я тоже, пожалуй, вздремну часок. – Он скрестил руки на груди и привалился к боковой двери кабины. – Разбудите, если будет что интересное.
– Я т-тя разбужу, – пообещал Петрович и опустил руку на Женин склоненный затылок. – Рули давай… рулило.
– У мамонтенка нет копыт, – резонно заметил Игорек. Он еще немного побаюкал тамагучи в ладони, наверное, чтобы мамонтенок покрепче заснул, затем непривычно медленным движением убрал игрушку в карман рубашки.
– Да, время пошло, – скупо прокомментировал Петрович.
– В смысле? – спросил я.
– В таком смысле, что мы теперь едем почасовой стрелке. Время, если помнишь, движется туда же. Дальше, думаю, сам сообразишь.
Я наклонил голову влево и принялся соображать. На моих электронных светилось 23:30. Все верно, в половине двенадцатого мамонтята отправляются на покой. Что же получается, время пошло?
На часах было все еще 23:30, когда в тишине кабины что-то отчетливо тренькнуло.