Рубедо
Шрифт:
Марго застонала, прикрыв дрожащими пальцами глаза.
Конечно, он лгал. Все, что было сказано в том жарко натопленном кабинете, было ложью.
— Я не могу поверить, Отто… Наследник империи не может…
— Уж поверьте, — отрезал Вебер. — Ради будущей жертвы можно простить некоторые слабости, поэтому сейчас Спасителю позволено все.
— Даже ломать чужие жизни?
Марго била дрожь. Она глядела на инспектора, но видела не его — только лицо Авьенского наследника, иконописное, выложенное мозаикой, в ладонях — огонь, вместо глаз — два пустых янтаря.
Орудие
Спаситель, который не пожелал спасти.
— Вы слушаете?
Марго встрепенулась, мозаика рассыпалась на искры, и перед ней снова очутилось сосредоточенное и вспотевшее лицо инспектора.
— Я говорил, что попробую поправить ту плачевную ситуацию, в которой вы оказались по милости вашего брата и вашей собственной неосмотрительности, — повторил Вебер. — Но… в ответ на небольшую услугу.
Она сглотнула, побелела лицом. Где-то на краю сознания гнусно захихикал покойный барон.
Бесчестье или смерть?
Если смерть грозит Родиону, то бесчестье Марго переживет, ее жизнь и так стоит меньше булавки.
— Вы так побледнели! — услышала она голос Вебера. — Позвольте, я не собираюсь предлагать ничего предосудительного и, тем более, противозаконного. Вот, — он выложил на стол два картонных, пестро расписанных прямоугольника, — я, без вашего позволения, рискнул приобрести пару билетов на открытие театрального сезона. Вы не откажете в удовольствии сопроводить меня в ложу?
Марго в оцепенении глядела на билеты.
— Я понимаю, в такой момент, — поспешно продолжил инспектор. — Быть может, неуместный. Но тем важнее вам сейчас отвлечься. Тем более, первая в сезоне постановка, знаменитый «Иеронимо», соберет немало почетных гостей, я бы мог познакомить вас с некоторыми… Прошу вас, не отказывайтесь.
Вебер вложил картонку в ладонь Марго, и она машинально сжала билет — он пах бумагой и краской, плотный, оттиснутый на хорошей машинке. Вроде той, на которой печатали скандальные статьи.
— Подумайте, Маргарита, — повторил Вебер и накрыл ее пальцы своими. — Обещайте.
— Да, — ответила она, поднимаясь. — Я обещаю подумать, Отто.
Потом инспектор проводил ее до экипажа, учтиво подсадил и заплатил кучеру — Марго не возражала. Ее руки еще чувствовали прикосновение Вебера.
Под кого ты ляжешь, маленькая свинка? Театр — ведь это только предлог. Его высочество спустил тебя с лестницы, инспектор — примет в свою постель.
Марго зло ударила кулаком по сиденью и крикнула кучеру поворачивать к набережной.
Там было немного свежее, просторнее. На противоположном берегу Данара раскинулся парк — оттуда доносился легкомысленный вальс. Над головою — глубокое небо, а в груди так тяжко, точно сердце обратилось в камень. Если перегнуться через перила и спрыгнуть — утянет на дно.
Марго отпрянула, глотая горячий августовский воздух. Мимо, презрительно щурясь и покачивая над головами кружевными зонтиками, прошли чопорные фрау. На тумбах пестрели афиши, исполненные в тех же цветах, что билет в руках Марго, обещая лучшую
Марго долго смотрела на них, отгородившись от мира невидимой скорлупой, куда больше не попадали ни посторонние звуки, ни запахи, ни цвета. А были только эти крикливые бумажки, только картонный билет в руках. Да еще огненная Холь-птица взирала с герба, как олицетворение бесконечного цикла смертей и перерождений.
На что ты пойдешь ради любви, Маргарита?
Она уже знала ответ.
Вернувшись домой, Марго запечатала билет в конверте и отправила обратно на адрес: Второй полицейский участок, Бундесштрассе, пятнадцать.
Авьенский университет, Штубенфиртель.
Натаниэль Уэнрайт один из немногих, кто не боялся приветствовать Генриха за руку.
Вызывающе загорелый, в бриджах и пробковой шляпе, он оттягивал на себя внимание студенчества и профессуры, позволяя кронпринцу оставаться в тени.
— Судя по экипировке, прямиком из Афары, — заметил Генрих, небрежно облокотившись о перила главной лестницы и нервно посматривая на спешащих студентов из-под полей прогулочного котелка, удачно скрывающего рыжие волосы. — Или Бхарата?
— Бхарата, — крупнозубая улыбка Натаниэля приподняла кончики усов. — Скажу тебе, Харри, жара стояла, как в тигле, — его речь, летящая, быстрая, с мягким ютландским акцентом, заглушала шум из открытых окон, выходящих на студенческий городок. — Наш проводник подхватил малярию, пришлось извести на него весь запас хинина. Еще и на обратном пути в Каликату едва не обокрал какой-то оборванец! Схватил трофейную сумку, полагая, будто в ней битком набито ютландских фунтов! Пришлось познакомить нахала с моим коронным джебом [6] , иначе остался бы ты без подарка.
6
Удар прямой рукой в боксе.
Натаниэль достал из походной, перекинутой через плечо сумки плоскую коробочку. В ней на белой подложке покоилась крупная бабочка кофейного окраса, ее закругленные крылья пестрели завораживающим сочетанием темных и светлых волнистых линий.
— Брамея [7] ? — от волнения накалились ладони, и Генрих поспешно отвел руки, рассматривая бабочку со стороны, но не касаясь ее. — Не видел ничего подобного раньше.
— Brahmaea Wainwrightii, — с гордостью сообщил Натаниэль, и, поймав быстрый взгляд Генриха, продолжил: — Да, да, мой друг, можешь поздравить меня с открытием. Первый в мире экземпляр — и он твой!
7
Семейство крупных ночных бабочек.