Рубеж. Пентакль
Шрифт:
Переносить спящих (спящих ли?!) из зала в покои не решились.
Возле скамьи, на полу, сонно моргал еще не до конца очнувшийся Гринь. Больше всего чумак в этот момент напоминал побитую собаку.
И выслужиться нечем, и уйти некуда.
– Останься в замке, – мимоходом бросила парню Сале Кеваль. – Приглядишь за братом. И поесть чего-нибудь в кухонных кладовых расстарайся, пока мы с наместником договариваться будем. Думаю, потом времени трапезничать не останется.
Она мало надеялась на успех переговоров. Значит, будет штурм. В ход пойдет все: и огнебойное оружие черкасов, и катапульты-арбалеты осаждающих.
И для крючков на саламандриков место сыщется.
Сале с некоторым удивлением заметила, что продолжает улыбаться. Что, потягаемся с магом, кого б там ни призвал в свое войско Серебряный Венец? Прежняя Сале Кеваль еще десять раз прикинула бы, стоит ли ввязываться в эфирный поединок с противником неизвестной силы. Только где она, прежняя?
Женщина заботливо оправила ковер-одеяло на Блудном Ангеле. «Как на усталом муже», – мелькнула диковинная мысль. Едва касаясь, тронула ладонью лоб Денницы (холодный! мокрый…) – и легко сбежала по ступенькам в обширный холл замка, а там и во двор.
Все были уже в сборе.
Даже парламентер, гремя железом доспеха, как раз перебирался через стену.
Сале с удивлением узнала в парламентере героя Рио. Все-таки тесен мир! Да что там мир – миры, сфиры, Сосуды! Шагу ступить нельзя, чтоб не наткнуться на знакомого!..
Воистину Большой Заказ большим получился.
Спросить: обзавелся ли новым палачом с лекарем в придачу?.. Ладно, зачем судьбу зря за усы дергать. И без того не лицо у господина героя – забрало из плоти бледной. Не разберешь за тем забралом: где пьяненький горемыка, что маршировал ночью? где странствующий герой? где Заклятый слуга всех господ?!
– Наместник Серебряного Венца Гоар приветствует славный гарнизон осажденной крепости. О, и вы здесь, господин сотник! Я рад, что вы нашли свою дочь…
– А я жалею, – проворчал Логин Загаржецкий в усы, глядя мимо парламентера. – Жалею, герой запечный, что мы тебя еще в Валках на палю не надели…
Рио на миг запнулся, но быстро оправился.
Продолжил:
– Господин наместник уведомляет, что время, выделенное вам для раздумий, истекло. И желает знать: согласны ли вы на условия Его Светлости князя Сагора?
– Условия? Какие такие условия?! – Забыв на миг об измене подлого героя, сотник Логин больно толкнул локтем в бок Теодора-Хведира.
Едва окуляры с носа бурсачьего не свалились.
– Да, право, пустяки, пан сотник! Кнеж здешний голову Мацапуры-чаклуна желать изволит! – шепнул в ответ Теодор. – А за сей подвиг осаду снять обещает, да вашу Яринку в тутошние старшины произвести, милостью своей!..
Сале вздрогнула от запоздалого понимания: господин Загаржецкий еще ничего не знает! В суете встречи ему просто-напросто забыли рассказать, что…
– И на том свете всем досадить успел, харя поганая, и на этом! – процедил сквозь зубы сотник, сплевывая парламентеру под ноги. – Слышь, Яринка: так, может, и не ворог он нам, кнеж-то? Одна забота: где ж ему ту клятую голову раздобыть? Ищи-свищи теперь Дикого Пана, трясця его матери!
А Теодор, естественно, сказал то, что и должен был сказать:
– Есть ли надобность искать его, пан сотник?! В подвале он у нас имеет место пребывать, в клетке железной…
– То есть как: имеет место?! – на миг сотник дара речи лишился.
– В клетке, в подвале. Полоненный, значит, – охотно пояснил Мыкола.
Есаул Шмалько аж ногой притопнул:
– Так за чем дело стало, панове? Отсечь башку злыдню – и кнежу на златом блюде! Шо тут думать?!
– Делать то никак не позволительно, пан есаул! – попытался вмешаться Теодор, но опоздал: сотник Логин наконец пришел в себя.
– Не позволительно?! Не позволительно, чернильная твоя душонка?! Нехристю и душегубцу голову рубить не позволительно?! Да за тем ли я сюда через Рубеж ломился, за тем ли хлопцев с собой тащил-терял, чтоб Дикого Пана грудью защищать?! Ты что мелешь, бурсак?! А ну, давайте мне того харцызяку!..
– Батька, опомнись! Я б сама Мацапуру-выродка на куски порвала! – только кнежу голову отдавать никак не можно! Чернокнижник он, катюга, хуже Дикого Пана!
– Цыть, дура! Разоралась! Ума наживи! – с батькой спорить!
– А я говорю – не отдам! Сперва тогда меня рубите!
– Дура! От ведь дура!
– Господин сотник, ваша дочь полностью права. Голова господина Мацапуры нужна князю для неких магических действий. Если мы ее отдадим доброй волей, то потеряем единственный козырь…
Сале попыталась было спокойным, рассудительным тоном отрезвить сотника и его ополоумевшего есаула – но куда там!
– Замовчь, подстилка Мацапурына!
– Небось дрын его вспомнила – вот и выгораживает, мозги нам заплетает!
– Послушайте своего умного батьку, панна Яринка! Нам бы столько удач в карман, сколько у них войска! Соглашаться-таки надо! Да что ж вы за пана Станислава горой?! – будто он вас гусиными вышкварками с ложки кормил…
– Ото жид! Ото всем жидам жид! Молодцом!
– Верно тебя пан сотник в есаулы прочил!
– Да чтоб я жиду поганому верил? Панна Яринка сказала: не можно – значит, не можно!
– Язык прикуси, Еноха! Или ты с ведьмой заодно?
– Я – с ведьмой?! А ну иди сюды, собачий сын! Я тебе…
– Кто – собачий сын?! Я – собачий сын?! Иду, Мыкола, иду, крапивное семя!..
Скандал ширился, разрастался, расправлял саженные плечи. Ему, скандалу гвалтовичу, было вольготно здесь, на замковом дворе, дышать полной грудью, – наливая лица сизой краснотой, забивая глотки хриплым кляпом брани. Легли ладони на эфесы сабельные, сжались в кулаки, забелели литыми костяшками; катнулись желваки на скулах.