Рубеж. Пентакль
Шрифт:
…Аптекарь отыскал сантехника, как и предполагалось, в катакомбах под шестым домом и вцепился в добычу хваткой бульдога. Как обрадуется жена, когда вечером обнаружит, что бачок, неделю страдавший недержанием, снова корректен и сдержан!
Мимо прокатила машина к повороту на Тебелинку. Сидящий за рулем Эскулап только что принял решение круто поменять жизнь и для начала просто уехать на дачу, пожить там месяц в тишине и покое и, может быть, начать писать мемуары…
…Третья пара – свои, истфак. Четвертый курс, Французская революция. Можно будет отдохнуть душой, даже рассказать кое-что сверх программы. Робеспьер, Марат, Дантон… Доцент шагал, никуда не торопясь, и на секунду остановился перед девочкой, рисующей мелом прямо посреди тротуара.
– Смотри, толкнет кто-нибудь, – предупредил по-отечески. – Бывает, люди торопятся, под ноги не глядят, вот и толкаются…
Девочка посмотрела на него снизу вверх. На светло-сером тротуаре она рисовала небо – солнце, луну, облака и много-много звездочек.
Пятиконечных.
С разных концов улицы за девочкой, стесняясь собственного интереса, внимательно следили четверо мальчишек.
Один вдруг засмеялся, и смех расплескался от угла до угла.
Послесловие
Владимир Бычинский
Urbi et orbi, или Городу и миру
I. География
«Чудный город Миргород! Каких в нем нет строений!»
II. Математика
«Привычные обороты мысли мало приспособлены к рассматриваемым задачам».
Хороший читатель – ценитель. Он хочет высказаться о книге. Ищет формулу.
Плохой читатель – оценщик. Он должен налепить на книгу ярлычок.
Это легко. Я знаю три слова, три массовых слова: «круто», «никак», «отстой». Ими можно пометить любое произведение искусства. Искусство сумеет целиком разместиться в наладоннике делового человека.
Троичная система восприятия – феномен отнюдь не лексический. То же самое можно сказать и внятно: «получил огромное удовольствие, спасибо автору» – «румян пирог, да начинка сыра» – «что за чепуху люди пишут, я зря потратил свое бесценное время». Иная мера, а базис прежний. Ничего от этого не изменилось. Проще изобразить три рожицы: улыбку, равнодушие, негодование.
Оценка – смайлик. О чем тут рассуждать, действительно? Сказал «класс!» – «не катит» – «фигня!», и друг тебя понял. Выдал что-то вроде «неотразимый сюжет, но смазанный финал», а друг тебя по шее: не грузи лишку в голову, голова не безразмерная.
Смайловый стиль общения, принятый в современном мире, удобен, как фаст-фуд. Ярлыки вместо мыслей, лаконизмы вместо оборотов речи. Речь, лишенная оборотов, становится похожей на лай. С этим приходится мириться: многословность нынче не в моде. В духе времени – шаблонные иконки на десктопе рассудка. Рожденные культурой комиксов и анимэ, они позволяют обходиться без картин, панорам и прочих живописностей.
Оценка – константа, сумма неравноправных впечатлений. Смешав цвета, получим отсутствие цвета. Оценки можно множить, добавляя промежуточные градации, но от этого шкала не перестанет быть одномерной. Чтобы что-то сказать, придется отбросить ярлыки.
Что ж, отбросим. Начнем строить причудливые многомерные вектора: «речь чудо как хороша, персонажи живее всех живых, но не все ясно, отсутствует перечень используемых заклинаний, и за зеленеющими над Студной деревьями не видно леса на той стороне». А толку-то? Почитаешь подобные вердикты, пожмешь плечами, да и забудешь.
В читательском деле результат зависит от того, кто решает задачу. Ответы, которые дает книга, представляют собой отклики на читательскую пытливость. Решение может быть грубым, оценочным. Но читающий должен хотя бы попытаться выразить его в собственных функциях, в своей системе координат.
Книга – саженец, читатель – садовник. От него все зависит.
С тем и начнем.
«Пентакль» – произведение трех соавторов, детище пятерых хорошо известных фантастов. Здесь нет арифметического парадокса: сразу два автора едины в двух лицах. Читатель догадывается, что киевлян Марину и Сергея Дяченко привела к общему знаменателю (и к одной на двоих фамилии) великая комбинаторша Судьба – и не просто так, от каприза, а с умыслом: захотелось ей интересных книг о себе. Читатель осведомлен о том, что харьковчане Дмитрий Громов и Олег Ладыженский, превращая сложение в умножение, дают в сумме Генри Лайона Олди, одного из самых интересных авторов всей русскоязычной «постсоветщины». Читатель не спутает харьковского писателя Андрея Валентинова с харьковским критиком и публицистом Андреем Шмалько (даром что один и тот же человек носит обе эти личины), – тут мы наблюдаем редкий случай деления, при котором две половинки равны двум целым. Наконец, читатель давно привык к тому, что эти мастера фантастики то и дело предлагают ему нечто совершенно новое, не имеющее аналогов. Примером может служить их совместный роман «Рубеж» – головокружительная книга, содержащая множество емких образов мощности «алеф», возведенных в мистическую степень посредством Торы и книги «Зогар». Древнееврейские книги мудрости здесь отнюдь не «обои», не красочная подложка, а «окошко», сквозь которое по-новому виден мир, и к тому же самый настоящий «движок» истории.
«Пентакль» – следующий проект этой фантастической пятерки. И вновь неожиданность: формально перед нами сборник рассказов. Но чем дальше читаешь, тем очевиднее становится общность тем и преемственность сюжетов, населяющих книгу. Темы развиваются, сюжеты перекликаются, и рассказы потихоньку превращаются в главы. Авторы верны себе. Они вновь идут на эксперимент, тем самым подставляясь под обстрел аудитории, ожидающей «того, что было пять лет назад, только круче». Потом-то и привыкнут, и оценят по достоинству…
Потом. Когда смена лун смоет разочарование. Когда уляжется внезапная обида.
Читатель! Разочаровывайся. Обижайся. Я тебя хорошо понимаю, хоть и строю из себя продвинутого. Я тоже гасил в себе это чувство. Есть в нашем неприятии авторского «непостоянства» что-то от ревности. «Не для меня написано! Он стал писать для кого-то еще!» Пройдет время, между вами снова установится понимание, наберет силу резонанс, и ты сделаешь вывод: писатель, точно так же, как и мы с тобой, не какая-то там словотворящая константа, а сложная функция времени – живой человек. И пишет он в общем-то для себя одного… Точнее – из себя одного. Без уступок чьим-то пожеланиям. Иногда автор опережает нас, иногда отстает, но движение никогда не прекращается. Идет оно всегда в одну сторону: от убегающего за спину «сегодня» к приближающемуся «послезавтра».