Рубеж. Пентакль
Шрифт:
– Я… Батька, я…
Бурсак растерянно моргнул, но дверь уже хлопнула. Хведир неуверенно потоптался, затем махнул рукой и бухнулся на лежанку. Ярина подумала – и присела рядом.
– Татары? Откуда тут татары? – растерянно проговорил парень. – С ханом у нас мир, да и засека надежная. Еще бы сказали – турки!
Девушка вздохнула и внезапно, не утерпев, погладила парня по щеке.
В зале было полутемно. Немецкую лампу зажигать не стали, обошлись свечой – единственной, едва прогонявшей ночной
В доме было тихо.
Тихо – и страшновато.
Пан Лукьян не вернулся, прислав гонца, что остается в Хитцах, потому как в лесу поблизости и вправду чужаков видели, не десяток, не два – больше. С тех пор никаких известий не было, хотя ночь на исходе и где-то совсем близко уже пропел первый кочет…
Хведир встал, подошел к маленькому, подернутому морозом окошку.
– Иди спать, Яринка! Если что, разбужу.
Девушка помотала головой – спать не хотелось. То есть, конечно, хотелось, но…
– Это ты иди спать. А я постерегу – чтоб татары не украли!
Она шутила, хотя на душе было не до шуток.
Ярина, конечно, не утерпела. Весь вечер вместе с верным Агметом ездила по Валкам, дабы и людей подбодрить, и самой осмотреться. Городок почти вымер – пан Лукьян забрал с собой не только черкасов, тех, что в поход не ушли, но и дюжину подсоседков, и просто охотников. Остальные забились в хаты, боясь показаться на улицу. Даже рогатки, выставленные поперек шляха, остались без охраны. Да и кому охранять? В городе и до войны меньше тысячи жило, из них черкасов – служивых и абшидных – сотня с небольшим. Теперь даже их не осталось. Остальные – обычные мугыри, которые и смотреть на шаблю боятся.
Девушка почувствовала, как страх, сидевший где-то глубоко, начинает наползать, подступать к горлу.
– Хведир! – не выдержала она. – Не молчи! Расскажи что-нибудь!
– О чем?
В голосе бурсака тоже не слышалось особой уверенности.
Ярина усмехнулась:
– Ну… Про фольклор свой. Написал байку? Про Гонтов Яр?
– А-а! – послышался тихий смех. – Написал! Пану Гримму понравится. Позавчера из Гонтова Яра выборный тамошний приезжал – к отцу, бумаги выправлять насчет винокурни. Так знаешь, о чем там болтают?
– Снова черти заглянули?
Почему-то в присутствии Хведира-Теодора о таком говорить было совсем не боязно – даже в темноте.
– Нет, другое, – бурсак вновь усмехнулся. – Может, не говорить? Ночь ведь, страшно!
– Ах ты! – Девушка вскочила, махнула рукой. – А кто еще в детстве перед сном нам про Черную Руку рассказывал? И про Дидька Лысого? Забыл?!
Сама Ярина забыть такое не могла. После каждой истории она забивалась под перину и дрожала полночи. А на следующий вечер вновь просила рассказать – и снова дрожала.
– …Пришла Черная Рука, – замогильным голосом начал Хведир. – Открыла дверь – и стала искать маленькую девочку Яриночку… А ведь это мысль! Представляешь, Ярина, такое записать, а? Пан Гримм с кафедры свалится! А в Гонтовом Яру всякое болтают. Будто из Гриневой хаты голоса доносятся, будто вокруг кони невидимые скачут. Ну и мамка его еще приходила.
– Мамка? – удивилась девушка. – Его же матушка померла! Ребятенка родила и…
– Вот я и говорю… То есть соседи говорят – приходила. Хату обошла, потом внутрь заглянула – искала. А наутро пес сдох. Помнишь пса? Его еще Агмет заговорил?..
Ярина закусила губы. Страх, уже ничем не сдерживаемый, сжал сердце, холодом прокатился по спине. Мертвая мать ищет сгинувшего сына. Ищет – и не находит…
– А на следующую ночь ее снова видели. Поп – отец Гервасий – не побоялся, с крестом выскочил. Так она зубами заскрипела, руки протянула – не дотянулась, а после обратно на погост пошла. А наутро…
– Прекрати! – не выдержала девушка. – Как ты можешь! Такое… такое говорить!
– А что? – Хведир явно удивился. – Обычная история! У этих посполитых вечно то мать к сыну с погоста является, то муж к женке. Потому и обычай есть, чтоб долго не оплакивать…
– Прекрати! – повторила Ярина и, подумав, добавила: – Чурбан!
Бурсак, недоумевающе пожав плечами, замолк. Ярина отвернулась – слушать страшилки расхотелось.
– Ну ты чего? – Хведир подошел ближе, присел рядом. – Мало ли что лапотники эти болтают! Темные они!
– А ты – светлый! – огрызнулась девушка.
– Ну, не такой уж светлый, – развел руками парень. – Но байкам этим не верю. Если и есть что-то необычное, то это не черти и не призраки, а тонкие энергии, которые наш мир окружают. Про то и блаженный муж, учитель мой Григор Варсава, писал…
Страх вновь спрятался, и Ярина внезапно почувствовала, как смыкаются веки. Сон только и ждал – перед глазами поплыли странные серебристые нити, закружились, сплетаясь в пушистые коконы. Уж не тонкие ли это энергии, о которых Григор Варсава толковал?
– Ярина! Проснись, Ярина!
Девушка открыла глаза. В зале светло, сквозь окошки белеет утро. Кажется, она так и заснула – сидя. Вот и покрывало: не иначе Хведир догадался – укрыл.
– Ярина! – Голос парня звучал странно. – Батька… Батька погиб!
– Что?!
На полу – мокрые следы; на плечах Хведира – кожух. Наброшен наскоро, даже на крючок не застегнут. В глазах под толстыми стеклами – ужас.
– Батька… Погиб батька. И все погибли…
– Мой… Мой отец? И сотня?
Почему-то сразу же подумалось об отце – о сотнике Загаржецком. С Дуная давно не было вестей, а какие и приходили – не радовали.
Парень вздохнул, качнул головой. Дужка окуляр сползла с уха.
– Мой батька – Лукьян Олексеич. И все, кто с ним поехал. В Хитцах. И село… Погинуло село…