Рубеж
Шрифт:
– Нестеров, – сказал Звягин, разглядывая в бинокль пустынный сад и казавшиеся безлюдными постройки кишлака. – Пойдем в гости. Бери с собой человек пять.
Он решительно вскочил на ноги и кинулся к ближайшему дереву. Солдаты – за ним. Рота медленно просачивалась через сад и приближалась к рыжим стенам. В гнетущей тишине прошли минут пять или семь. Звягин, заглянув за угол, вышел на первую улочку кишлака и пошел вдоль дувалов. Боевые группы – за ним. Нестеров кивнул своим, обогнал ротного и стал прочесывать параллельную улочку. Солдаты, напряженные, ловкие
Нестеров двигался во главе группы, держа в поле зрения мокрые тяжелые стены, обвалившиеся углы и темные проемы в глинобитных лачугах. Он отчетливо ощущал сковывающее, сдавливающее грудь чувство ожидания выстрела. На пересечениях улиц он встречал Звягина; они молча кивали друг другу. Расслабленная походка ротного внушала уверенность. В то же время его показная смелость была сродни в чем-то безрассудству. Но Нестеров терпел мучительное ожидание, не смея высказать Звягину своих глупых и ненужных опасений.
Стало сумрачно. Высокие стены, ограничивающие улицу, заслоняли и без того скудный матовый свет. Раздражала тишина, глухая, могильная.
Даже Вартанян, идущий чуть позади и левее, молчал. Он двигался неровно, часто останавливался, менял темп и почти все время смотрел под ноги, словно что-то потерял.
Тихо было до тех пор, пока группы не вышли в центр кишлака, где возвышался трехэтажный дом, окруженный крепкими, очень высокими дувалами.
– Не могу понять… – сказал Звягин, оборачиваясь назад.
Он хотел закончить фразу, но не успел. Оглушительно прогремела пулеметная очередь. Пули впились в рыхлые стены дувалов. Нестеров почувствовал, как вздрогнули, напряглись идущие рядом с ним солдаты.
– Назад! – крикнул Звягин. – За дувалы!
Солдаты принялись отходить к укрытию. Кто-то уже залег и изготовился к бою. Все водили из стороны в сторону стволами, но никто не понимал, откуда по ним стреляли.
– Дверь! – вдруг крикнул один из солдат, тут же прижался щекой к прикладу автомата.
В проеме дувала, огораживающего трехэтажный дом, открылась маленькая тяжелая дверь – лишь на секунду. Покачиваясь, словно пьяная, на площадь вышла женщина. Уродливая, с безумным лицом, на котором не было уже ничего человеческого, она медленно ступала босыми ногами по грязи и, казалось, едва держалась, чтобы не упасть.
– Не стрелять! – Звягин и Нестеров крикнули почти одновременно.
Повисла жуткая тишина.
– Что за ерунда? – пробормотал Звягин. – Парламентера выслали?
– Это… Это предупреждение, – прошептал Нестеров. – Сейчас…
Женщина сделала пять-шесть нетвердых шагов, потопталась на месте и вдруг дико, по-звериному завыла. Она оторвала руки от груди и подняла их вверх. В эту же секунду прозвучала короткая пулеметная очередь. Нестеров почувствовал, как за его спиной залязгали автоматы. Звягин подался вперед, глаза его были широко раскрыты.
– Только, пожалуйста, без комментариев! – хрипло сказал он. – Мы ничем не могли ей помочь!
Женщина сжалась в комок, схватилась за живот обеими руками, упала в грязь на колени. По длинной юбке быстро расползалось темное пятно. Женщина наклонилась в сторону и машинально выставила вперед руку. Из-за дувала снова ударила очередь. Казалось, что афганку сбил мчащийся на скорости автомобиль. Ее отбросило в сторону, в черную жижу у самого дувала.
Нестеров внешне сохранял спокойствие, лишь нервно сжимал цевье автомата. Звягин сжал зубы так, что вздулись вены на шее.
– Это она? – процедил он.
– Кто – она?
– Жена этого… вашего афганца?
– Пардон, не разглядел… Они все на одно лицо…
– Это они нам на одно лицо…
– А потом скажут, что это мы ее зафуярили! – донесся со стороны голос Вартаняна.
– Не в первый раз, – выдавил Звягин. – Что будем делать, Нестеров? Тут либо стрелять, либо не стрелять…
– Не знаю. Сам думай. Ты командир.
– А ты?
Нестеров не ответил, отвернулся, посмотрел на солдат – хотел что-то сказать.
Дувал молчал.
– Так, – покусывая кончики усов, произнес Звягин. – Нас убедили в том, что мы вляпались… Господи, и мне это надо? Эти кишлаки, эти склады, эта гребаная страна?
– Слышишь?.. – Нестеров приподнял голову и замер.
Над дувалом повис едва различимый звук. Он чем-то напоминал протяжное хоровое пение. Затихая, усиливаясь, он постепенно становился все более четким, более выразительным и громким; проступали отдельные голоса, тянувшие свои ноты почти беспрерывно, – низкие, волнообразные, они вдруг поднимались резко вверх, до сверлящей слух ноты.
– Это женщины, – прошептал Нестеров. – Красиво поют.
Звягин повесил автомат на плечо и, глядя на дувал, словно гипнотизируя его, медленно сказал:
– Они дадут нам спокойно уйти и стрелять больше не будут. Но если мы уйдем – значит, проиграли. Они идут на все, чтобы сохранить склад.
– Свяжись с Воблиным, пусть он принимает решение.
– Воблин ничего не решит. Он свяжется с командиром полка. А тот, сидя под маскировочной сеткой командного пункта и попивая водочку, обложит его матом и прикажет начальнику артиллерии разъепать кишлак из гаубиц. Нам останется только свалить тела женщин в кучу и поджечь их. Ты любишь сжигать трупы, Нестеров?
– Обожаю… Давай команду отходить, командир!
– Ты хочешь, чтобы меня потом по стене размазали в кабинете командира полка?
– Тогда давай команду стрелять. Только учти – я тебе не смогу помочь, у меня почему-то автомат заклинило.
– Врешь ты все, Нестеров. Все у тебя стреляет… Вы с Ашотом все дерьмо на меня свалить хотите… Бля, заменюсь – уволюсь из армии… Радист! Ко мне!
Звягин вышел на связь с Воблиным и рассказал ему о том, что произошло на площади. Начальник штаба долго молчал. Он думал о том, что Звягин, скотина такая, переложил решение проблемы со своих плеч на его плечи, и теперь Воблину надо было придумать, как перефутболить ответственность с себя куда-нибудь дальше.