Рубин II
Шрифт:
– Нет, – покачала головой Хейди. – Но пытались. Мне всего двенадцать было, а пьяный друг отца зашел в мои покои. Я кричала и отбивалась, а он заткнул мне рот шейным платком и ремнем от пояса обвязал руки. Моя служанка, что в это время шла по коридору, услышала странные звуки и заглянула ко мне. Поднялся визг. Отец того друга избил и из дома выкинул. А я заболела. От пережитого ужаса началась лихорадка. Родители отправили гонца за волхвом, но пока тот приехал, болезнь отступила. После того я долго не могла ни с кем говорить. Не ухаживала за собой. И никого к себе не подпускала. Волхвы разводили перед родителями руками, утверждая, что болезни разума они исцелять не умеют. Потом и этот недуг меня покинул. И я вроде бы все забыла. Жизнь наладилась. Пока не увидела Миру и Луара в черной комнате. Если Луар делал это со своей женой, если в Белом замке для этого были отдельные покои, то какая участь ждала меня? – Хейди прижала ладони к лицу, растирая щеки. – Висеть на цепях или стегать другую деву плетью, пока муж будет… – Хейди судорожно вдохнула. – Мысли спутались. Не верилось, что Галлахер – мой Галлахер! – когда-то мог участвовать в подобном и в скором времени предложит мне заняться тем же. Я долго бродила по коридорам, пока муж сам меня не нашел. Он нервничал. Спросил, куда я подевалась? А я нашла в себе силы пожать плечами и ответить, что немного заблудилась. Больше ничего ему не сказала. Мы выехали из замка, но Галлахер всю дорогу как-то странно и с опаской на меня глядел. Несколько раз спрашивал, как я себя чувствую, но я улыбалась и говорила, что все хорошо. К вечеру мы прибыли в Северный замок. Все спешились и передали поводья конюхам. Галлахер пошел внутрь, а я поняла, что поводья те самые из рук выпустить не могу. Что если отпущу их, придется переступить порог и жить в ожидании, когда же муж предложит мне повисеть на цепях… Ну, я не думала, – покачала головой она. – Сказала конюху, что хочу свою кобылку сама в конюшни отвести. Воины переглянулись, но не им принцессе вопросы задавать. Я отвела животинку на приличное расстояние, и когда нужно было к конюшням сворачивать, вскочила в седло и рванула к воротам из замка. Наврала охранникам, что Галлахер приказ отдал выпустить меня на прогулку и пригрозила, что поплатятся за непослушание. Они меня и отпустили на волю. Конечно, далеко я не ускакала, – закивала Хейди. – Меня воины нагнали. И Галлахер среди них. Никто ничего не понимал. Они кружили вокруг, не зная, как подступиться, пока я на стоящей лошади сидела, будто приросшая. Галлахер спешился, подошел ко мне и буквально выдернул из седла. А я кричать и отбиваться от него стала. «Не хочу! Не буду! Не заставишь!» – голосила, как умалишенная. А он будто ударов моих и не чувствовал. Прижал к себе и начал успокаивать. Уже сумерки сгустились, а мы все на дороге стояли, пока я в себе силы искала хоть что-то сказать. Воины по сторонам разъехались, а Галлахер тихо спросил: «Скажи мне как есть: что ты видела?» И тогда поняла я, что знает он и о комнате той, и том, чем в ней его отец с королевой занимаются. – «Все видела, – сказала. – И все о тебе знаю. Не заставишь меня на цепях висеть. Никогда». Он выругался, но из рук меня не выпустил. – «Черная комната, – произнес тихо. – То, чем отец с женой занимаются, нас с тобой не касается. У них своя жизнь, а у нас своя. Разве я был с тобой груб? Или позволил подумать, что от меня такое можно ожидать?» Конечно, я сдалась. Стало легче от осознания, что Галлахер к этому не имел отношения. Мы вернулись в замок. Он меня настойкой напоил и рассказал правду. Изначально те комнаты в замке были сделаны для гостей. В том же крыле замка проживали и девицы, которые в них работали. На любой вкус, как говорится. С появлением Миры король стал бывать в этих комнатах в сопровождении жены. А потом они начали приглашать к себе кого-нибудь. На замок они двери никогда не закрывали. Те, кто об этом знали, в ту часть замка даже не совались. А новенькие слуги могли попасться и заглянуть. Если это кто-то из тех, кто приглянулся Мире или Луару, то ему или ей предлагали остаться. Если оставались, становились периодическими участниками «игр», как король с женой это называли. Слугам за это хорошо платили. Но Галлахер сказал, что тем, кто рассказывал о том, что там происходит, язык отрезали. За клевету, – добавила Хейди. – Когда король и королева затевали очередную игру, они надевали наряды под цвет комнаты. Белые одежды – белая комната. Самая безобидная. Черные – черная комната – самая страшная из всех. Есть еще синяя, красная, золотая и зеленая. Это только те, что по цветам. Если игра очень большая, то устраивался званый пир, и гостей приглашали развлекаться. Тогда начиналась оргия. Голые мужчины и женщины ходили по разным «гостевым» в том крыле и «играли». О том, что в Белом замке с появлением новой королевы стало твориться такое, Галлахеру рассказал Атан. Муж ему не поверил, посчитав, что брат преувеличивает. А потом к нам приехал погостить Ордерион. Он очень долго пил и особо ни о чем не рассказывал. Галлахер думал, что все из-за разбитого сердца брата, ведь тот был влюблен в Миру. Но потом Ордерион признался, что слухи нехорошие о комнатах до него доходили, и он им не верил, пока сам не стал свидетелем «большой игры», затеянной отцом и Мирой. Эта парочка была настолько ужасна, что предложила Ордериону к ним присоединиться во время веселья. Принц отказался и покинул Белый замок прямо посреди пира, на котором гости стали раздеваться.
Рубин с облегчением выдохнула. Ордерион не принимал в этом участия, и сама она не знала, что радует ее больше: бегство из Белого замка или то, что Ордерион действительно не имел ничего общего с подобными увеселениями.
– Не они первые устраивают такие мероприятия, – как о чем-то обыденном сообщила Ди, – не они последние. Ты просто оказалась не в то время не в том месте. Слушай, – задумалась Ди, – а почему ты второй раз от Галлахера убежала?
– У меня начались проблемы, – ответила Хейди. – С близостью. Прикосновения мужа стали меня пугать. Умом я понимала, что Галлахер никогда не сделает со мной того, что делали Луар и Мира со служанкой в черной комнате. Но одно дело умом понимать, а другое… – Хейди снова вжала голову в плечи.
– Ты перестала получать удовольствие с мужем? – напрямую спросила Ди, из-за чего Хейди покраснела и поджала губы.
– Я перестала пускать его в свою постель, – все-таки ответила принцесса. – То один предлог придумывала, то другой. Он видел, что как только дело к нашим… – Хейди подбирала слово, – супружеским делам двигалось, я тут же терялась и находила причину скрыться с глаз. Он был терпелив, – закивала Хейди. – Очень. Но однажды его терпению настал конец. Он сказал, что если я не найду в себе сил пройти через это вместе с ним, у нас и дети никогда не появятся. А детей мы оба хотели… – засмущалась Хейди. – И я сильно сглупила. Раз меня пугало быть подвешенной на цепях, значит…
– Ну ты даешь! – ошарашенно произнесла Ди.
Рубин округлила глаза, но промолчала.
– Я сказала Галлахеру, что хочу, чтобы он меня подвесил, – будто оправдывалась Хейди. – Только мы вдвоем и никаких плеток.
– И он согласился? – не поверила своим ушам Рубин.
– Не сразу, – ответила Хейди. – Но я в позу встала: либо так, либо со мной он больше никогда не ляжет.
– А ты смелая, – с уважением закивала Ди.
– В общем, Галлахер согласился на цепи. Мы их в одной из подвальных комнат к потолку пристегнули. На руки манжеты меховые надел, чтобы кандалы в кожу не впивались. Ну и мы… – Хейди прижала ладони в алеющим щекам.
– Вы это сделали! – Ди хохотнула.
– Да, сделали, – упавшим голосом ответила Хейди. – А наутро я собралась и рванула из замка прочь.
– Эх, – тяжело вздохнула Ди. – Зря ты мужа вынудила, – покачала головой она.
– Я уехала не потому, что мне не понравилось, – тихо добавила Хейди.
Ди вскинула брови, а Рубин не сразу уловила суть.
– Ему это не понравилось? – уточнила более смелая Ди.
Хейди молчала, а Рубин и Ди переглянулись.
– Мы всегда стараемся думать о себе хорошо, – продолжила Хейди. – Что мы – лучше кого-то. Что мы не такие, как те, кто нас пугают или вызывают в нас отвращение. Но когда мы обнаруживаем, что в каких-то вещах ничем не отличаемся от тех, с кем сравнивали себя… – Хейди склонила голову, глядя на костер. – Те цепи будто открыли во мне запертую дверь, ключа от которой у Галлахера раньше не было. То же самое произошло и с ним. Мы не озвучивали это вслух, но каждый из нас понял, что мы далеко не такие, как о себе думали.
– Так чего ты убежала? – не поняла Ди. – Если вам все понравилось, так и играли бы друг с другом дальше! Вы же женаты!
– Ты так легко об этом говоришь! – скривилась Хейди и вскинула голову. – А я испугалась того, что испытала. Того, что он испытал. Сначала цепи, а потом что? Плети? А два года спустя мы будем наряжаться под цвет комнат и устраивать оргии?
– Я поняла ход твоих мыслей, – согласилась Ди. – Галлахер тебя нашел? Мозги на место вправил?
– Нашел, – насупилась Хейди. – Нагнал меня спустя пару часов. И вернул.
– Вот так просто? – Ди лукаво заулыбалась. – Нагнал и вернул?
– Есть вещи, которые нечисти необязательно знать! – гневно выпалила Хейди и покраснела пуще прежнего.
– Милая моя, – Ди снисходительно улыбнулась, – каждый в жизни получает удовольствие по-своему. Если это никому не вредит, если все по взаимному согласию, то это ваше с мужем дело. Точно так же, как и Луара с его Мирой, которые устраивают игры в замке. Другой вопрос, что они насильно принуждают к этому других. Калечат их. Не только физически, но и морально, как едва не покалечили тебя. Двери должны быть запертыми, понимаешь? А Луар с Мирой, похоже, получают удовольствие от того, что их могут на горячем застать. Возможно, они и насилуют кого-то, или склоняют к этому. Не знаю. Но если это так – то рано или поздно праздник жизни для них закончится: обязательно найдется кто-то, кто нарушит веселье и, возможно, отомстит.
Все замолчали. Смотрели на костер, грели руки и думали о своем.
– У нас с Галлахером все наладилось, – нарушила тишину Хейди. – Мы были счастливы вместе. Потом я узнала, что беременна. Он так радовался… – Хейди прижала ладонь к глазам, а Рубин снова успокаивающе погладила ее спине. – А затем весть о смерти Атана и пропаже Ордериона. Галлахер не стал оставлять меня в замке одну, опасаясь, что мне опять что-нибудь нехорошее взбредет в голову, я накручу себя и захочу его оставить.
– Да мы уже поняли, что вы с ним – пара года, – хмыкнула Ди.
Рубин с осуждение посмотрела на существо и прищурилась.
– Молчу, – тут же вскинула руки Ди. – Извини, Хейди. Продолжай.
– Да и так уже все исподнее показала! – взвилась она. – Что еще ты желаешь узнать?
– Напомню, что мы ищем того, кто пытался тебя убить! – Ди встала. – И ей скажи спасибо, что сидишь здесь живая и здоровая.
– Спасибо, – упавшим голосом произнесла Хейди и посмотрела на Рубин. – За все. Прости меня. Я не хотела… чтобы это случилось с тобой. – Она взяла ее за почерневшую руку и накрыла ладонью другой руки.
– Хейди, я тебя ни в чем не виню, – заверила ее Рубин. – Но на мосту ты говорила с такой обидой на Галлахера, будто он виноват во всех твоих бедах. Это и насторожило меня. А сейчас ты рассказываешь историю о вашем с ним пути, и я боюсь представить, что испытал твой муж, когда ему донесли весть о твоей гибели.
Хейди вся подобралась и отпустила руку Рубин.
– Я обижена на него за вранье, с которым он доказывал, что меня никто не травил. За то, что подверг меня опасности, привезя в этот замок. За то, что сразу же не увез меня прочь из него, как только произошло несчастье! Когда я хотела, чтобы он услышал мой голос, Галлахер был глух! И вот теперь все пожинают плоды этого упрямства!