Рубин из короны Витовта
Шрифт:
Два вальяжных боярина (один поседевший, в летах, второй помоложе), что по наказу матушки княгини постоянно сопровождали князя и которые даже на охоте не снимали своих горлатных [118] шапок, подъехали последними. И едва они остановили коней рядом с Васильком, как отрок и потянулся к сивобородому:
– Дядька Иван! Ты видел, как мой Булат ударил? Взлетел и в миг!..
Впечатления переполняли князя, и он спешил поделиться ими, глотая окончания слов и дёргая боярина за опашень [119] . Понимая вьюноша, старый дядька снисходительно
118
Высокая шапка, знак боярина.
119
Одежда с откидными рукавами.
Следя за этим, старый боярин осуждающе посмотрел на отрока, однако в тот же момент молодой боярин, которого, видимо, тоже захватила охота, неожиданно показал в сторону другого водоёма, который был чуть дальше, чем полёт стрелы.
– Смотрите!.. Утки туда садятся!
И правда, с опушки было хорошо видно, как недавно поднятая стая, сделав огромный полукруг, садилась на воду. Едва услышав это, князь Василько глянул в том направлении, рванул повод, гикнул и погнал коня прямиком. А следом, без задержки, поскакала и челядь.
Видя такую чрезмерную горячность, дядька Иван сокрушённо покачал головой и, в свою очередь трогаясь с места, заметил:
– Зелёный ещё вьюнош наш князенька… Ах, зелёный…
– Ничего, будем уповать, скоро войдёт в пору, – успокоил старого молодой боярин и, подхлестнув своего коня, поехал с дядькой Иваном стремя в стремя.
– Скорей бы… – косо глянув на молодого, вздохнул старый.
Не торопясь к водоёму, где снова началась охота, оба боярина заговорили между собой, и молодой сказал:
– Положение наше не ахти… С одной стороны – хан Эдигей, а с другой – сам Витовт… И княжество наше с Литвой не сравнять. Вон, что до Тверского, что до Рязанского порубежья о дву конь [120] за день доскакать можно. А ну как великий князь Литовский за поражение на Ворскле поквитаться захочет? К тому же, абы не твоё умение, боярин, ещё неизвестно, кому бы хан Эдигей ярлык на княжение выдал. Или нашему Васильку, или Юрию, который тоже домогался Улуса Московского…
120
На двух конях по очереди.
Дядька Иван пожевал кончик своего седого уса и снова вздохнул:
– Твоя правда, боярин… Только ты припомни, как год тому сам Витовт вмешался в это дело…
– А что тут вспоминать? – загорячился молодой. – Князь Витовт нашему Васильку не кто-нибудь, а родной дед, так что обидеть внука не даст.
– Вот и я вроде как про то, – согласился старый. – Того и гляди, присоединят нас к Литве…
Заявив так, старый боярин оборвал разговор и, дав коню шпоры, поскакал к озеру. Однако на берег бояре выехали уже после того, как поднятая с воды стая улетела прочь, а сокольники подвешивали добытых уток на ремешки. Заметив дядьку Ивана, который остановил
– Хватит уток гонять!.. Теперь поехали на зайцев!
За зайцами надо было ехать на поросшую кустами пустошь, и, поскольку, чтоб добраться туда, требовалось время, старый дядька попытался урезонить отрока:
– А может, хватит уже, княже? Вечереет…
– Нет, нет, едем сейчас! – замахал руками Василько и, вроде как спохватившись, торопливо спросил: – Дядька Иван, мне сокольничий говорил, вроде такая птица есть, что не только зайца взять может, а и лисицу и даже волка. То правда?
– Правда, – кивнул боярин. – Я когда ещё совсем молодым был, во владения Тимур-Ленга ездил. Вот там таких птиц видел.
– А что это за птицы? – на какой-то момент Василько забыл про зайцев и по старой привычке начал теребить дядьку за опашень. – Ну говори, дядька Иван, говори, не томи…
– Ту птицу, княже, беркутом кличут, – не спешно, словно с трудом вспоминая, ответил боярин.
– А как же она волка берёт? – теперь уже начисто забыв про зайцев, нетерпеливо спросил Василько.
– А так и берёт… – старый прикрыл глаза и, словно глядя в прошлое, пояснил: – Беркут кружит в вышине, а как увидит добычу, кидается на волка сверху. Садится на крестец и ждёт, пока зверь повернёт к нему морду. Ясное дело, волк обязательно повернётся. Вот тогда птица-беркут его за морду и хвать!
– И что, так и держать может? – удивился князь.
– Ещё как может. У беркута когти – во! – и показывая, какие они, старый боярин поднял вверх руку с хищно растопыренными пальцами.
Князь собрался было расспрашивать дальше, но его внимание отвлёк всадник, который, появившись на опушке, рысью заторопился к ним. Старый боярин тоже присмотрелся и безошибочно определил:
– Стольник… Не иначе – к нам…
И точно, стольник, одетый по-походному, в тегилее [121] , с саблей на боку и с мисюркой на голове, подъехал ближе и, не останавливая коня, объявил:
– Матушка-княгиня велит возвращаться…
– А что такое? – недовольно спросил Василько.
– На Литовском подворье гость с грамотой от князя Витовта.
– Про что речь? – вмешался старый боярин.
– Точно не знаю, – стольник придержал коня и лишь после этого закончил: – Слышал только, вроде князь Витовт нашего князя к себе в гости кличет…
121
Стёганый защитный кафтан.
– В гости? – обрадовался Василько и повернулся к дядьке Ивану. – А скажите, дедушка может приказать, чтоб мне беркута привезли?
– Он может… Он многое может, – как-то неопределённо сказал боярин и сокрушённо покачал головой…
Таких длинных мостов князю Васильку видеть ещё не доводилось. Начинаясь от небольшого взгорбка, он тянулся через всю пойму и заканчивался у самых городских ворот. Эта пойма даже в зимнее время была сплошь залита водой, и теперь из зеленоватой ледяной корки местами густо торчали засохшие стебли камыша. Конь Василька пугливо косил глазом и, не переходя на рысь, осторожно переступал по гулким доскам настила. Из-за этого вереница княжеской свиты растянулась по всей длине моста, и, когда князь Василько уже подъезжал к въездным воротам, его кмети ещё только-только начинали спускаться с холма. Долгое зимнее путешествие заканчивалось, и все, кто сопровождал князя, теперь заинтересованно смотрели на башни и стены незнакомого города.