Рубин
Шрифт:
Он прокрался через зал. Его походка напоминала кошачью, и шагов не было слышно среди какофонии ночных джунглей – пронзительной и непрерывной болтовни обезьян, скрипа и стона деревьев под порывами ветра. Даже когда он остановился в дюйме от ее спины, женщина не пошевелилась.
– Ты кого-то ждешь?
Сверкая потемневшими до черноты глазами, Пэйджен ожидал, что она подскочит от неожиданности и повернет к нему побелевшее от страха лицо. Но ничего этого не произошло. Она даже не шевельнулась и продолжала молча смотреть на фонарь, висящий на выступе крыши веранды.
– Повернись ко мне, Angrezi, –
Она не двигалась. Губы Пэйджена сжались в тонкую линию.
– Я с тобой разговариваю, черт побери!
Она медленно повела бровью. Ее губы слегка вздрогнули и начали беззвучно шевелиться. Пэйджен не выдержал. С звериным рычанием он схватил ее едва прикрытые батистом плечи и развернул лицом к себе. Огромные и совершенно пустые глаза скользнули по его лицу. И продолжали смотреть куда-то вдаль сквозь него.
– Что это за новые трюки, женщина?
Он резко встряхнул ее, выведенный из себя ее поведением. Но снова встретил пустой рассеянный взгляд. Слабое подозрение возникло в сумятице его мыслей. Господи, неужели она на самом деле не притворялась?
– Проснись, женщина!
Он обхватил ее щеки ладонями и пробормотал проклятие, так как она никак не отреагировала на его действия. Женщина на самом деле спала! Пэйджен ошеломленно смотрел на ее лицо. Она не видела ни его самого, ни бунгало, ни джунглей вокруг. Конечно, ему приходилось слышать о таких вещах прежде, но никогда не приходилось сталкиваться с этим самому. Возможно, потеря памяти привела к тому, что она повторно переживала свое прошлое во сне, вспоминая о том, чего не могла вспомнить наяву.
Мозолистыми пальцами, внезапно ставшими удивительно нежными, Пэйджен попробовал отвернуть ее от света, но она не двигалась. Она смотрела на фонарь как завороженная.
Но вот ее губы стали шевелиться, послышалась тихая неразборчивая речь. Внезапно она напряглась, потом изогнулась, поднимая руку, чтобы закрыть голову от удара призрака. Снова и снова она уворачивалась от воображаемых ударов, ее широко раскрытые, полные отчаяния глаза были прикованы к несуществующему мучителю. Эта мрачная пантомима потрясла Пэйджена. Он понял, что наблюдал что-то из ее прошлого. Он осторожно обнял ее за плечи.
– Пойдем, Циннамон, – прошептал он, гладя ее рукой по рассыпавшимся волосам и пытаясь увести в дом. – Забудь все. Это только причиняет тебе боль. Ты в безопасности здесь, со мной.
Она прикусила дрожащую губу. Пэйджен увидел пятнышко крови на нежной коже.
– Я... я не должна говорить, – отрывисто прошептала она. – Н-никогда. К-клянусь, дедушка.
Она вздрогнула, почувствовав наконец руки, лежащие на ее плечах. Она стала отчаянно вырываться из его рук, принимая Пэйджена за своего преследователя.
Пэйджен тихонько выругался и прижал ее запястья к груди, чтобы она не могла причинить никакого вреда – ни себе, ни ему. Она продолжала безуспешно сопротивляться, ее прекрасные глаза затуманились слезами.
– П-пусти меня! Боже... хватит! Дайте мне умереть!
Ее приглушенные крики терзали сердце Пэйджена. Его охватила ненависть к тем мерзавцам, кто творил с ней подобные вещи.
– Перестань, Баррет, – сказал он.
Ее плечи напряглись при звуке этого имени.
– Ты в безопасности, – медленно и отчетливо произнес Пэйджен. – Уже поздно. Луна почти на середине небосклона. Пора идти.
Он услышал ее тихий хрипловатый шепот:
– Идти? Куда?
– Спать, meri jaan, – сказал он нежно. – Забыть все или, вернее, забыть, что ты все забыла.
На этот раз она позволила ему увести себя, слегка склонившись к его плечу. Они вошли внутрь бунгало.
С каждым шагом мучения Пэйджена увеличивались. Он боролся с собой, но уже не мог не смотреть на соблазнительно выступающие под тонкой сорочкой темнеющие соски, неистовое биение пульса на шее, золотой локон, задевающий его обнаженную грудь.
И, как уже не раз бывало после его возвращения из Лондона, Пэйджен снова проклял навязчивую страсть фанатика Джеймса Ракели. Но больше всего он проклинал себя. За то, что у него не хватало сил и изворотливости избежать последней и самой хитроумной западни Ракели.
За то, что полюбил ее.
Глава 24
Она спала, прижавшись порозовевшей щекой к простыне, как маленький ребенок. Но Баррет уже не была ребенком. В ее теле начиналось волшебное пробуждение чувственности. Она дрожала от прилива странной энергии. Она была совершенно не готова к вступлению в это неизведанное царство, где отдавать означало получать, где мучение и удовольствие были равнозначны. Она спала и видела сон – и сознавала, что видела сон. Она все забыла и потом забыла даже о своем забвении. И в своих снах она носила золотые колокольчики и прекраснейший шелк – и ничего больше. Ее распущенные волосы сверкали в дрожащих лучах тысяч свечей, и сама она была прекраснейшим светочем среди них.
Пламя любви исходило из глубины ее души, а предметом любви был мужчина, созданный из теней и стали и с глазами чернее ночи. Ей казалось, что она всегда любила этого сурового незнакомца, являвшегося к ней в волшебных снах. И в кошмарах. Она задыхалась, глядя на его пульсирующую силу, чувствуя острейшую боль и желание...
Она даже не знала, чего хотела. Она закрыла глаза, пытаясь удержать слезы. В тот же момент его руки оказались рядом, поддерживали, ласкали ее и изучали. Перестань, хотела возразить она, но он не послушался, и теперь с ее губ слетали только приглушенные вздохи и тихие стоны желания.
Он раздел ее. Он открыл ей путь к опаляющему наслаждению и тысячам поразительных открытий. Он защитил ее от ее прошлого и заставил мечтать только о будущем. В его объятиях желание становилось осязаемым, наслаждение становилось реальным, их дыхания сливались в один вздох, и разгоряченные тела становились единым целым.
Во сне она умирала, охваченная обжигающей тишиной, и сгорала в темноте пылающим факелом страсти. Но он снова отыскал ее, прижал к своему твердому бронзовому телу и снова начал двигаться медленными, восхитительными толчками, которые убедили ее, что эта смерть была только началом и что желание никогда не исчезало, а только менялось, похожее на блики, танцующие в потоке, похожее на изменчивые фосфоресцирующие следы, возникающие в ночном море.