Рубиновая верность
Шрифт:
На следующий день питерские газеты опубликовали репортажи об этом событии, а наши с Ленечкой физиономии украсили витрины всех киосков, продающих свежую прессу. Я была названа обворожительным боссом «Маргариты», а Зацепин – моим бойфрендом. В одной газетенке был помещен снимок, где мы с Ленечкой страстно целуемся на фоне беспризорников, жадно поедающих борщ. В тот вечер мы не целовались даже дома, но в наше время компьютерных технологий лихие газетчики вполне могли бы «заставить» меня целоваться с самим папой римским.
Ряд газет, к удовольствию
В квартиру Ленечкиных родителей, где мы томились среди чужой стильной мебели и новомодных дизайнерских ухищрений, ввалился некто во всем черном, открыв, между прочим, два новых замка своими ключами.
– Вы кто?! – вскрикнула я, выскочив в коридор и увидев вместо Ленечки здоровенного детину в крупных темных очках.
– Доверенное лицо Ильи Алексеевича Назаренко, – ответил детина. – Поговорить надо. Я пройду…
И, не дожидаясь моего приглашения, он прошел в комнату и тут же развалился на диване.
– Ну! – гавкнул он, когда я села напротив него на самый краешек кресла. – Че добро разбазариваешь?! Меру-то надо знать!
– Не понимаю, о чем вы, – самым невинным голосом сказала я, не без труда удерживаясь от дрожи. Этот детина мог запросто раздавить меня ногтем, а потом вместе с бульварными газетенками опубликовать сенсационное разоблачение Зацепина, который убил меня, позарившись на богатство.
– Че, думаешь, и впрямь сопливым бомжатам бельведер построят?!
Я очень удивилась слову «бельведер» в соседстве с «че» и «бомжатами», а гость изумленное выражение моих выпученных глаз посчитал ответом.
– Эти хапуги все себе в карман положат, а пацанве какой-нибудь киоск со сладкой ватой поставят! Неужели не дотумкала?!
Я расправила на коленях халат и решилась спросить:
– Простите, а вам-то что за дело?
– То есть как это, что за дело? Меня Илья над тобой поставил, значит, есть дело!
– Простите, – опять очень вежливо начала я, – вас как зовут?
– Ну… Аликом…
– Очень хорошо! А не могли бы вы, Алик, рассказать, как это Илья вас поставил надо мной и что вы, собственно, должны делать? Ну… я это к тому спрашиваю, чтобы знать, что мне разрешено и по поводу чего нужно вашего разрешения спрашивать.
Громиле Алику очень понравилась такая моя покорность судьбе. Он кивнул огромной головой и ответил:
– Спрашивай моего разрешения, когда опять соберешься деньги раздавать. Какую сумму определю, на такую и рассчитывай.
– Вот
– Да потому, милая моя, что по завещанию, которого ты и в глаза не видела, я являюсь твоим… вроде как опекуном… ну как те, которые назначаются малолетним до совершеннолетия… А потому не могу позволить, чтобы ты раскидывалась такими деньжищами! Так состояния Ильи надолго не хватит!
– А мне и не надо, чтобы надолго!
– Это ты брось, я в курсе… Тебя поэтому и к читке завещания не допустили. А Назаренко, кроме завещания, мне еще и подробное письмо оставил, что и как… и что ты за птица… Тебе почти все можно… но все-таки не все. Основной капитал надо беречь.
– Послушайте, Алик! – Я уже начала злиться. – А не скажете ли вы, когда у меня наступит совершеннолетие?! Когда я смогу послать все к чертовой матери, а?!!
– Будто не знаешь?!
– А все-таки?!
– В завещании написано, что ты сможешь вступить в наследование только после смерти Зацепина Л.С. Знаешь небось такого!
– Значит, могу вступить в наследование? То есть только тогда смогу стать олигархиней? – оживилась я.
– Чего?! – скривился Алик и даже снял темные очки, за которыми оказались неожиданно светлые, совсем не злобные глаза со смешными белыми ресницами.
– Назаренко в своем письме написал мне, что в случае… смерти известного нам обоим товарища я имею право отказаться от наследства, продать фирму и прочее. По своей юридической неграмотности я решила, что сейчас уже вступила в права наследства, раз деньги на меня так и сыплются. А раз я еще никто, то вам нечего и волноваться!
– В смысле?
– Ну… наподписывала я разных бумаг и что? Я же еще не наследница!! Это значит, что моя подпись ровным счетом ничего не значит!
– Значит. В завещании все обозначено. Я только должен следить за тем, чтобы ты не перебирала указанной суммы.
– А когда вступлю в наследование, то смогу перебирать?
– Тогда что хочешь делай. Все твое.
– А вы что станете тогда делать, Алик?
– Когда?
– Ну когда я вступлю в эти самые права?
– Я-то? – растерялся назаренковский поверенный.
– Вы-то!
– Ну… не знаю… Найду что…
– То есть вообще-то, вам делать нечего, кроме как следить, чтобы я не перебирала?
После этого моего вопроса Алик недобро сверкнул глазами, опять закрыл их от меня темными очками и сказал:
– За придурка держишь, значит… Зря, между прочим. Назаренко, кому попало такое дело не поручил бы! Неужели не просекаешь?!
Вообще-то я уже давно все просекла. Илья уж точно придурком не был, а потому поручить наши с Ленечкой жизни кретину никак не мог. Значит, за простоватыми манерами и убогими речами скрывается весьма непростая личность. В бельведерах разбирается!