Рубиновый лес. Дилогия

Гор Анастасия

Солярис наконец-то посмотрел на меня – посмотрел так, будто и сам что-то осознал в этот миг, – но я заставила себя сосредоточиться на отце. Из-за язв, превративших его некогда прекрасный лик в одну сплошную рану, это было действительно тяжело. Но зато я впервые в жизни увидела, как выглядит отец, когда испытывает не ярость и не королевское безразличие, а обычную человеческую грусть.

– Солярис обязан жизнью не мне, – наконец-то заговорил он, и голос его звучал так надрывно, а губы так скривились, что Ллеу инстинктивно потянулся к склянке с лекарством у себя на поясе. – Он обязан своей жизнью Нере.

– Как это понимать? – спросила я. – Мама ведь была уже мертва, когда Сол…

Отец взмахнул широким рукавом мехового одеяния, заставляя меня

замолчать.

– Нера, моя прекрасная Нера… Она сильно изменилась после того, как мы нанесли визит ярлу Дану во время летнего Эсбата, – начал он, устремив взор куда-то вверх, на высокий-высокий потолок, будто сквозь него он видел небо и зарождающуюся метель. – Когда бывший ярл пригласил меня на охоту, Нера тоже изъявила желание участвовать, чтобы попрактиковаться в стрельбе из лука. Она сильно отстала во время преследования дикого кабана и в итоге потерялась. Мы нашли её лишь спустя сутки, без сознания, в яме под тисовым деревом, что рос на окраине того леса. Очнувшись, она заявила, будто побывала в мире сидов и видела гибель нашего мира в солнечном огне. Лекарь сказал, что это последствия удара, но Нера продолжала настаивать на своём, твердила, будто не пройдёт и положенная тысяча лет, как Рок Солнца повторится и сгубит всё живое. К счастью, она забыла об этой глупости, когда узнала, что ждёт дитя. А потом… – Оникс предательски закашлялся, и тут подготовленная склянка Ллеу действительно пригодилась. Лишь залпом выпив её тёмно-зелёное, как болотный ил, содержимое, он сумел продолжить: – В последние месяцы беременности Нера снова начала бредить. Она тайком взяла с Виланды гейс, что та соединит душу нашего ребёнка с душою любого дракона, которого мы сумеем найти. Такой же гейс она взяла и с меня уже на родильном ложе, когда умирала от кровопотери, явив тебя на свет. Оказывается, она с самого начала знала, что умрёт. «Чтобы два стало одним, третье должно уйти». Глупая женщина! Вместо того чтобы попросить Виланду спасти ей жизнь, она попросила спасти весь мир! Не знаю, как именно данный ритуал должен был помочь нам в этом, но мы исполнили её последнюю волю. И пригрели на груди змею. Уверен, если бы я сразу убил эту подлую тварь!..

Я почувствовала, как нити, связывающие меня с событиями прошлого, настоящего и будущего, наконец-то расплетаются и рвутся, высвобождая правду. То, о чём рассказывал отец, случилось ещё до моего рождения, но его рассказ будто погрузил меня в круговерть очередных видений: вот мать переступает грань другого мира в землях Дану – туата, откуда был родом несостоявшийся убийца Дейре и который испокон веков славился как «дверь» в блаженную обитель богов; вот мама плачет из-за будущего, которое узрела там, и кто-то из божеств решает смилостивиться над ней, рассказывая, как предотвратить неизбежное. То, что я видела в Красном тумане, и впрямь было воспоминанием – отголоском прошлого, догнавшим меня, как эхо.

Но как всё это связано с самим туманом? Может быть, мама ошиблась с тем, что должно уничтожить человечество? Может быть, вместо Рока Солнца пришло нечто иное?

Я повернулась к Солярису и вдруг выдохнула со странным, непонятным облегчением. Он вовсе не был подарком королевской вёльвы мне на день рождения – он был попыткой соединить человечество и драконов в единое целое, чтобы предотвратить общую беду.

– Теперь мне стало ясно, отец, почему ты не любишь вспоминать о матери и почему уверен, что она не имеет к Красному туману никакого отношения. Полагаю, ты прав, – сказала я осторожно, взвешивая каждое слово. – Но я всё ещё не понимаю, почему ты винишь во всём именно Соляриса. Ты ведь понимаешь, что он никак не виноват в смерти королевы Неры? То был её выбор. А Солярис защищал меня все восемнадцать лет моей жизни. Только благодаря ему я и прожила так долго! Сол дорог мне точно так же, как и ты. – Оникс раздражённо повёл плечом, услышав это, но я продолжила: – Я готова поручиться своей жизнью, что он точно не призывал Красный туман в человеческие земли и что он не имеет к этому никакого отношения.

– Своей жизнью?.. Ты настолько не ценишь её после того, что я тебе рассказал?! – спросил Оникс, наклонившись ко мне со своего трона. – Что же… Я поведал историю Неры и те причины, по которым Солярис приговорён к смерти, однако я не говорил, что на этом всё. Есть одна вещь, что перевешивает все его бравые подвиги, перечёркивает всю его любовь. Уже этого было достаточно, чтобы я обезглавил его на месте! Давай я расскажу тебе, дочь моя, почему именно Солярис был избран Виландой для ритуала. Расскажу о том, что он поклялся рассказать однажды сам. О том, как он пытался…

– До чего же утомительно!

Эти слова породили такую звенящую тишину, какую я слышала только в крипте, где вместо останков покоились статуи моих предков. Все советники, даже Гвидион, явно сочувствующий Солярису и нервно кусающий губы, тут же резко успокоились и охладели, услышав от него такое.

Это действительно произнёс Солярис. Быстро смирившись с оковами на шее и приноровившись к боли, которая терзала его всё моё детство, он теперь просто покачивался с пятки на носок со скучающим видом, скрестив руки на груди. Я молча затрясла головой, мысленно умоляя его заткнуться и не усугублять ситуацию, но что-то в очередной раз пошло не так.

– Ты ищешь причины убить меня, это и так понятно. – Солярис даже ухом не повёл в ответ на моё красноречивое «Тсс!». – И никакие доводы твоей дочери тебя не остановят. Твоя верность покойной жене достойна уважения, Оникс, но мы оба знали, что всю жизнь ты не продержишься. Восемнадцать лет – и так вполне солидный срок. Давай покончим с этим с недоразумением, как ты того желаешь.

Солярис отвёл глаза, когда я, подавшись к кольцу из хускарлов вокруг него, разъярённо вскричала:

– Ты что такое несёшь?! Ты же на самом деле не…

– Может, я и впрямь виноват. – Сол пожал плечами, по-прежнему не глядя на меня, и я почувствовала, как моё сердце вот-вот разорвётся на части. – Может, я не знал, что несу с собой скверну, когда пришёл в ваш дом… Такое вполне может быть. Драконам не доступен сейд, но кто знает, вдруг это проклятие самого Солнца, ниспосланное вместе со мной? Неумышленное зло – тоже зло.

– Трус, – выплюнул Оникс почему-то и взмахнул своим широким меховым рукавом. Впервые в жизни я, глубоко почитающая отца и мечтающая заслужить его признание, допустила мысль, что, быть может, он заслужил страдания от той боли, которая заставила его застонать и вернуть на лицо тисовую маску.

Соляриса увели – вот так просто, прямо посреди белого дня у меня на глазах. Он не воспротивился и даже не обернулся, ступая в сопровождении целой дюжины вооружённых воинов. Двери захлопнулись за его спиной.

В тот момент я вдруг поняла, почему мне так не хотелось уходить из таверны и возвращаться в замок – я просто предчувствовала беду. Она таилась за углом всё это время, как мелкий воришка, и, выскочив в самый неподходящий момент, вырвала у меня из рук все сокровища моего мира.

– Не гневись, дочка, – произнёс отец так мягко, словно успокаивал меня после мелкой семейной ссоры, пока я стояла там, посреди зала, с низко опущенной головой. Лишь смотря себе под ноги, я могла бороться со слезами и не допустить, чтобы они потекли по лицу. – Не стоит относиться к Солярису столь трепетно. В конце концов, он всегда был лишь твоим ездовым животным.

– Те дети, которых ты приказал отравить в Сердце, тоже были всего лишь животными? Поэтому их было не жалко, да?

Я сказала это раньше, чем успела подумать о последствиях. Но слёзы обернулись огнём в грудной клетке – может, я и не могла выдохнуть его, как дракон, но зато могла раскалить в этом огне свои слова. Правда была в туате Дейрдре такой же редкостью, как спокойные дни. Пришло время положить конец этой дурной традиции.

Однако ни правды, ни элементарного ответа на мой вопрос не последовало. Тогда я подняла голову, выпрямилась, как на уроках этикета или танцев, и развернулась к трону отца лицом. Эта его проклятая маска, скрывающая и лик, и эмоции… Как мне хотелось сорвать её!