Рублевка
Шрифт:
Корнилов и Бамбуло переглянулись. Аргументов для возражений у них не было. Короткое «да» они произнесли одновременно.
– Вот и ладушки, – охранник встал из-а стола и принялся расхаживать по комнате, заложив руки за спину. – С распорядком дня и прочими премудростями нашего бесхитростного быта ознакомитесь в процессе. Мой долг предупредить вас о самом главном. Часты случаи, когда те, кого мы приютили зажираются и начинают бузить. Это тоже предусмотрено. Бунтарей, которые хотят только жрать и спать, мы отправляем в одно веселое местечко. На перевоспитание.
Охранник выглянул в коридор.
– Хватите трепаться, бойцы. Отведите новичков в барак!
Корнилов ожидал, что их выведут на поверхность, но оказалось, что приемник-распределитель связан с бараком подземным ходом. Судя по множеству боковых ответвлений узкого коридора, все объекты Жуковки соединялись ходами сообщения. Не Метро, конечно, но все равно – солидно. Охранник остановился у одной двери. Совершил знакомые манипуляции с магнитным ключом.
– Милости прошу. Сегодня можете отдыхать.
– Премного благодарен, – Корнилова задел издевательский тон. – Хорошо, что сегодня…
– Заткнись. Теперь ты – один из гастов. И если я случайно пришибу тебя дубинкой мне ничего не будет.
– Затыкаюсь. Один вопрос можно?
– Валяй.
– Почему вы называете строители гастами?
– А что мне вас Белоснежкой и семью гномами величать? Гастарбайтеры и в Африке гастарбайтеры. Сокращенно – гасты. Чтоб язык не ломать…
Дверь с грохотом захлопнулась. Корнилов и Бамбуло с интересом рассматривали свой новый дом.
Никаких излишеств. Бетонный пол, зеленая краска на стенах, сводчатый, укрепленный стальными фермами, потолок. Трубчатые люминесцентные лампы без плафонов. Дверей здесь не было вообще. Помещение делилось на две половины рядом двухъярусных кроватей, представлявших собой единую конструкцию, сваренную из толстых стальных полос. Спальные принадлежности тоже не блистали роскошью – тонкие, как блины, тюфяки, подушки без наволочек и свернутые в рулоны серые одеяла.
– А для начала – и неплохо! Вот, что я скажу, – объявил Степан.
– Посмотрим-посмотрим.
Для начала Юрий отправился в один конец барака. По пути заглянул в прямоугольную нишу в стене. Пластмассовые ведра, веники, тряпки. Пара деревянных швабр. Все правильно – чистота залог здоровья.
На двери в конце барака висела табличка с надписью «Столовая». Корнилов не собирался обедать, но за ручку все же подергал. Заперто.
Путешествие в противоположный конец барака позволило Юрию составить окончательную картину бесхитростного быта местных гастарбайтеров.
Прямо под стальной лестницей, ведущей на поверхность он отыскал вход в душевую. Ничего особенного – в толстой водопроводной трубе, подвешенной на высоте человеческого роста, были просверлены отверстия. Всего один кран. Полочки, на которых лежат брикеты хозяйственного мыла, стальной стержень, с крючьями для видавших виды вафельных
Ну и кто сказал, что гастам на Рублевке живется плохо? Все выглядит вполне пристойно. Например, с гигиеной в Метро дела обстоят куда хуже. Да и с питанием, наверняка, тоже. Вот и выходит, что рабство рабству – рознь. Фараон заботится о своих гастах, поощряет лучших из них, а недисциплинированных наказывает. Все просто и очень эффективно. А если и не несправедливо, то совсем чуть-чуть. Империя рулит!
Юрий вернулся в основное помещение. Собирался последовать примеру Бамбуло, который разлегся на кровати и зевал во всю ширь рта.
Однако тут лязгнула входная дверь, послышался топот множества ног. Гасты вернулись с работы, чтобы вымыться, поесть и отдохнуть. Барак наполнился разноголосым гомоном. Его обитатели рассаживались по своим нарам, исподтишка поглядывая на новичков. Корнилов уже собирался встать, понимая, что занимает чье-то место, но тут на его плечо опустилась тяжелая рука. Юрий вздрогнул от отвращения. Пальцы срослись, сделав руку похожей на клешню. Мизинец, безымянный и средний образовывали одну часть челюсти, а указательный с большим – вторую. Корнилов поднял голову, ожидая увидеть изуродованное мутацией лицо, но оно оказалось вполне обычным, хотя и очень колоритным. Как, впрочем, и сам человек, придавивший Юрия к нарам.
Громила ростом под два метра был непомерно толстым. Серая роба на нем едва не лопалась по швам и была такой короткой, что открывала складки жира на рыхлом, колышущемся животе. Расстегнутая на груди куртка открывала татуировку – голову оскалившегося дракона. Длинные, по-бамбуловски огненно-рыжие волосы росли по бокам головы, с лихвой компенсируя отсутствие растительной на блестящей в свете ламп макушке. Портрет незнакомца довершали густые бакенбарды, маленькие глаза и тяжелый подбородок, который по причине отсутствия шеи покоился на груди, едва не касаясь драконьей головы.
– Я – Мамон. Некоторые называют меня Двупалым, – сообщил гигант, продолжая давить клешней Юрию на плечо.
– Я – Юрий. Корнилов.
– А по мне – хоть Деникин. Ты как посмел, падла, на моих нарах рассесться?
– Я не знал, что эти нары – твои, – отвечал Корнилов, наблюдая за колышущимся брюхом Мамона. – Извиняюсь…
– Я, чмо, твоих извинений не принимаю! – отрезал Мамон, поднося к носу Корнилова свой похожий на кувалду кулак. – В корень московские уроды оборзели. Для начала выбью зубы, а там…
Юрий готовился к тому, чтобы парировать удар, но тут занесенную руку Мамона перехватил невысокий чернявый мужичок с большим носом и сросшимися на переносице густыми темными бровями.
– Отставить, Мамон! Как староста барака, приказываю тебе: отставить!
– Да пошли вы все! – буркнул Мамон, с видимым сожалением разжимая кулак. – А ты – брысь отсюда. Я с тобой еще поговорю.
Корнилов не стал дерзить Мамону. Не хотел, очертя голову, бросаться в драку, да и вероятность получить от Двупалого по шеям была слишком велика. Юрий встал и кивнул старосте.