Руфь. Непреклонная
Шрифт:
Ее голос дрожал:
— Простри крыло твое на меня, ибо ты родственник.
Вооза бросило в жар, когда его ноги коснулись Руфи. Он едва мог дышать от близости этой женщины и от слов, произнесенных ею. Никогда, предаваясь в одиночестве мечтам, полным желания, Вооз даже не надеялся услышать от Руфи такую просьбу. Знала ли она, как страстно он желал иметь жену, которую будет любить, о которой будет заботиться, жену, которая пойдет за ним и родит ему детей?
Господи, мог ли я осмелиться мечтать о такой девушке, как Руфь? Но существуют препятствия. Ты испытываешь меня? Я должен сделать то, что правильно, а не то, что мне хочется. Ты знаешь, с тех пор, как я впервые услышал об этой
— Да благословит тебя Господь, дочь моя! — его голос охрип от сдерживаемых чувств.
Вооз был рад окружающей их темноте, которая не позволяла ей увидеть его лицо, выражавшее страстное желание и изумление. Понимала ли Руфь, какую доброту она выказала ему, придя сюда? Голова его кружилась. Он давно уже отказался от надежды иметь когда-нибудь свою семью. Бог есть Бог, и какова бы ни была причина, Он предпочел не благословлять его женой. И, тем не менее, здесь, в полночь, под покровом темноты, несколько слов Руфи, произнесенных шепотом, возродили надежду Вооза обрести жену и детей. Он заставлял себя думать, понять ее действия и мотивы. Конечно, она сделала это ради Ноемини!
— Ты выказываешь большую преданность своей семье, придя сюда, а не бегая за молодыми мужчинами, богатыми или бедными.
— Ты был ко мне добрее всех, Вооз. Ты накроешь меня своим плащом?
Он слышал дрожь в голосе Руфи и хотел приблизиться к ней и успокоить ее. Было бы наивно полагать, что она влюбилась в него, но сердце Вооза с самого начала словно приросло к ней. Ничего другого не желал он так страстно, как взять ее в жены, но есть ли на то воля Божья?
— Ни о чем не беспокойся, дочь моя. Я сделаю все, что необходимо, ибо все знают, что ты честная женщина.
«А я знаю это лучше всех», — хотелось добавить ему.
— Но есть вопрос, который следует решить.
— Вопрос? — спросила она тихо, в ее голосе ясно слышалась тревога.
— Я действительно один из ваших родственников, однако есть еще один мужчина, он более близкий вам родственник, чем я.
— Другой мужчина?
Несомненно, в голосе девушки звучало разочарование. Когда она придвинулась к Воозу поближе, его рука коснулась ее ноги. Он быстро отдернул ее, но не быстрее, чем по его телу снова разлился огонь. В конце концов не таким уж старым он был. Вооз огляделся, не слышит ли кто их разговор. Какая беда свалилась бы на голову Руфи, если бы ее увидели здесь, на гумне! В его голове невольно проносились мысли о том, что он имел бы преимущество, если бы это произошло. У другого родственника могут возникнуть вопросы касательно ее чистоты. Он мог отказаться исполнить свои обязательства относительно Руфи, ссылаясь на ее испорченную репутацию. Весь город будет сплетничать о ней и делать предположения, что же произошло между ними в эту ночь. Говорить об этом будут долго, не один год. Как бы Вооз ни желал эту девушку, он не хотел позорить ее.
Смог бы он предстать перед Господом, если бы позволил случиться этому? Смог бы он смотреть в глаза Руфи, если бы допустил излиться на ее голову позору только потому, что не бодрствовал и поступил неправильно? Нет! Он должен сохранить ее доброе имя, даже если это означает отдать ее другому мужчине. Сердце его упало при этой мысли. Стиснув зубы, Вооз боролся с желанием оставить ее для себя. Но может ли он смотреть сквозь пальцы на закон? Не важно, как страстно он желает Руфь, он должен быть послушен Богу.
Господи, Ты ведь знаешь, как я хочу ее? Вот почему
— Да, — сказал Вооз Руфи, — есть другой родственник, и его необходимо принять во внимание. Оставайся на ночь здесь, а утром я с ним поговорю. Если он захочет принять тебя, тогда пусть он женится на тебе. А если нет, то, жив Господь, я женюсь на тебе! А пока спи здесь до утра. Никто не должен знать, что на гумне была женщина.
8
В некоторых изданиях Иегова-Цидкену, что означает «Господь — оправдание наше» (см.: Иер. 23:6). — Примеч. ред.
Руфь снова легла у него в ногах. Вооз чувствовал ее присутствие так остро, что у него внутри все ныло. Он думал, что девушка спала, с ее стороны не доносилось ни звука. Она не шевелилась. Ему так хотелось дотронуться до нее, поговорить с ней, но он удерживал свои руки и молчал.
Вместо этого Вооз молился.
О, Господи…
У него не было слов, чтобы выразить чувства, бушевавшие в его сердце. Он был потрясен ее присутствием, его переполняло страстное желание видеть ее своей женой. Сколько лет прошло с тех пор, как он переживал подобные чувства? С тех пор, как он считал себя влюбленным в Ноеминь? Более двадцати лет!
Надежда на любовь Руфи заставила Вооза испытывать страх впервые за многие годы.
Руфь внезапно проснулась, когда нежная рука убрала с ее лба прядь черных волос.
— Ш-ш, — Вооз приложил палец к губам.
Он опустился на колени рядом с ней. Было уже достаточно светло, и Руфь увидела на его лице улыбку.
— Все еще спят, — произнес он.
Занялся рассвет. Ей пора было уходить, пока кто-нибудь из слуг не проснулся и не увидел ее.
— Принеси свой платок и расстели его, — прошептал Вооз.
Она проследовала за ним к горе очищенного ячменя.
— Я не могу отпустить тебя домой без подарка, — он насыпал в ее платок больше полутора бушелей зерна. Потом завязал его и положил ей на спину:
— Для Ноемини.
Его щедрость не переставала удивлять Руфь. Едва ли она смогла отнести больше.
— Благодарю тебя, — прошептала она, взглянув на мужчину.
Когда их глаза встретились, ее поразило ощущение, будто она знает этого человека давно, будто между ними существует некая связь. Вооз смотрел на нее не так, как обычно мужчина смотрит на женщину, которую он нашел привлекательной. Он смотрел на нее так, как если бы она уже принадлежала ему. То, как он внимательно изучал каждую черту ее лица, заставило ее сердце забиться быстрее. Руфь закрыла глаза, ошеломленная пониманием того, что этот человек, который был значительно выше ее по своему положению, желает ее.
Когда Вооз протянул к ней руку, она прерывисто вздохнула.
Хотя Руфь стояла спокойно, ожидая его прикосновения, Вооз убрал руку. Его улыбка стала почти отцовской, а тон немного укоризненный.
— На все воля Божья.
Как только Руфь скрылась из виду, Вооз разбудил Шемеша.
— Я собираюсь в город. Когда вернусь, не знаю.
Шемеш начал подниматься.
— Что-нибудь случилось?
Вооз положил руки ему на плечи.
— Нет, все в порядке, мой друг. Есть дело, о котором я должен позаботиться сегодня же утром. Оно не ждет.