Руфь
Шрифт:
— Терстан, как ты бледен! Я ни за что не поверю, что ты здоров. Что с тобой — опять спина болит?
— Нет. То есть немножко, но об этом не стоит говорить, милая моя Вера. Посидим-ка здесь, а я пошлю мальчика домой с твоим багажом.
И, желая похвастать перед сестрой знанием местного наречия, он отдал мальчику приказания на чистом валлийском языке, соблюдая все грамматические правила и формы. Но именно потому мальчик решительно ничего не понял из его слов. Он только почесал затылок и сказал:
— Dim Saesoneg [8] .
Пришлось повторить приказание по-английски.
— Ну хорошо, Терстан; я сяду. Только не
Теперь ему предстояло самое трудное. Тут требовался язык серафимов и их же сила красноречия. Однако серафимов вокруг видно не было, и только ручей мягко журчал неподалеку, располагая мисс Бенсон спокойно слушать любой рассказ, если только речь не шла о здоровье ее брата и если не из-за этого ее вызвали сюда, в эту прекрасную долину.
8
«Я не говорю по-английски». Букв.: «Нет саксонского» (валл.).
— Даже не знаю, как начать, Вера, — сказал мистер Бенсон. — Видишь ли, там, у меня в доме, лежит одна больная девушка, вот ради нее-то я и вызвал тебя, чтобы ты о ней позаботилась.
Ему показалось, что по лицу сестры пробежала тень неудовольствия и что голос ее чуть изменился.
— Надеюсь, тут нет ничего романического, Терстан? — спросила она. — Ты ведь знаешь, я не охотница до романов и не верю им.
— Я не знаю, что ты называешь романическим. История, о которой я намерен тебе рассказать, весьма реальна и даже заурядна, как мне кажется.
Возникла пауза. Видно было, что мистер Бенсон пока не мог осилить главных трудностей.
— Ну, говори же сразу, Терстан! Боюсь, ты что-то просто напридумывал. Но говори же, не испытывай моего терпения, его у меня и так немного.
— Ну хорошо. Видишь ли в чем дело: эту молодую девушку привез сюда в гостиницу какой-то господин, он бросил ее. Она совсем больна, и теперь за ней некому даже присмотреть.
У мисс Бенсон была привычка, больше приличествующая мужчинам: она имела обыкновение свистеть всякий раз, когда что-нибудь удивляло или раздражало ее. Этим свистом она давала выход своим чувствам. И теперь она тоже присвистнула. Брату, разумеется, гораздо больше хотелось бы, чтобы она заговорила.
— Известил ли ты ее близких? — спросила она его наконец.
— У нее их нет.
Опять молчание, и опять свист, но на этот раз не такой резкий, как прежде.
— Чем она больна?
— Она лежит неподвижно, как мертвая. Ничего не говорит, не двигается и еле дышит.
— Я думаю, ей было бы лучше сразу умереть.
— Вера!
Одного тона, которым мистер Бенсон произнес имя сестры, было достаточно. Этот тон всегда имел на нее влияние, в нем слышалось искреннее удивление и горький упрек. Мисс Вера привыкла к той власти, которую она имела над братом благодаря своему решительному характеру и — что уж там скрывать — благодаря своему физическому превосходству над ним. Но по временам мисс Вера пасовала перед чистой детской натурой брата, и тогда уже он брал верх над ней. Она была слишком честна, чтобы скрывать эти чувства или негодовать за это на брата.
Помолчав немного, мисс Вера сказала:
— Терстан, голубчик, пойдем к ней!
Мисс Вера с нежной заботливостью помогла ему подняться и, взяв под руку, повела вверх по склону горы. Однако, когда они, не сказав ни слова о больной, стали приближаться к деревне, их роли поменялись: теперь уже не он, а она опиралась на его руку, а мистер Бенсон старался идти как можно тверже.
По дороге брат и сестра говорили мало. Он спросил о некоторых своих прихожанах, так как был диссентерским пастором в провинциальном
Миссис Хьюз уже приготовила чай для приехавшей гостьи. Мистер Бенсон втайне сердился, глядя, как беспечно и бесконечно долго сестра цедила чай, рассказывая ему между делом разные ничтожные новости, о которых забыла сообщить дорогой.
— Мистер Брэдшоу запретил своим детям водиться с Диксонами, потому что как-то вечером они стали играть в шарады.
— Вот как? Не хочешь ли еще бутерброд?
— Спасибо. От этого уэльского воздуха у меня разыгрался аппетит. Миссис Брэдшоу теперь платит аренду за Мэгги, чтобы бедняжку не отправили в работный дом.
— Это хорошо. Еще чашечку чая?
— Но я уже выпила две! Впрочем, можно еще одну.
Наливая чай, мистер Бенсон не сумел удержаться от вздоха. Ему казалось, что прежде его сестра никогда не была такой жадной и прожорливой, между тем мисс Вера нарочно тянула время, чтобы отсрочить неприятную встречу, которая ждала ее после чая. Но все на свете имеет свой конец, закончилась и трапеза мисс Бенсон.
— Не хочешь ли теперь посмотреть на больную?
— Хорошо.
И они отправились к Руфи. Миссис Хьюз прикрепила к окну куски коленкора на манер ставен, чтобы в комнату не били солнечные лучи, и при этом приглушенном освещении больная по-прежнему лежала бледная и неподвижная, точно мертвец. Даже мисс Бенсон, уже подготовленная до некоторой степени рассказами брата, была поражена видом этой мертвой неподвижности. В ней пробудилось чувство сострадания к несчастному, но все еще прелестному созданию, лежавшему перед ней, точно подкошенное смертью. Взглянув на Руфь, мисс Вера тотчас же поняла, что эта девушка не может быть ни нечестивой соблазнительницей, ни закоренелой грешницей: они не способны так сильно и глубоко чувствовать горе. Мистер Бенсон смотрел не столько на Руфь, сколько на сестру, читая по ее лицу как по книге.
Миссис Хьюз стояла тут же и плакала навзрыд.
Мистер Бенсон тихо взял сестру за руку, и они оба вышли из комнаты.
— Останется она в живых, как ты думаешь? — спросил он.
— Не знаю, — тихо ответила мисс Бенсон. — Но, Боже, как она еще молода, совсем ребенок. Несчастная! Когда же приедет доктор, Терстан? Ты должен рассказать мне все, что знаешь о ней, ты ведь толком еще ничего не сказал.
Мистер Бенсон, может быть, и говорил, но мисс Вера прежде не слушала его, а, наоборот, старалась избежать разговоров на эту тему. Впрочем, мистер Бенсон был рад уже тому, что наконец в любящем сердце сестры пробудился интерес к его несчастной протеже. Он, как умел, рассказал ей всю историю Руфи. Так как он глубоко сочувствовал несчастной, то говорил с истинным красноречием. Когда он закончил, у обоих в глазах стояли слезы.
— Что же сказал доктор? — спросила мисс Вера после некоторого молчания.
— Он говорит, что главное для нее — это покой. Кроме того, он прописал лекарства и велел пить крепкий бульон. Я не могу передать тебе всех предписаний — миссис Хьюз знает лучше. Она такая добрая! Вот уж воистину «благотворит, не ожидая ничего» [9] .
— Да, она и выглядит такой милой и кроткой. Я посижу возле больной сегодня ночью, а миссис Хьюз и ты сможете выспаться — вы совсем умаялись. Ты уверен, что ушиб прошел без последствий? У тебя спина теперь не болит? Однако как мы должны быть ей благодарны, что она вернулась помочь тебе! Послушай, да точно ли она хотела утопиться?
9
Лк. 6: 35.