Руина, Мазепа, Мазепинцы
Шрифт:
за тем пришло туда и письмо Мазепы от 24 февраля. Гетман
проведал о посылке Кочубеем доносов и поспешил написать к царю об
этом сам. Уверяя в своей догробной верности государю, Мазепа
находил, что сочиненная на него клевета достойна более смеха, чем
внимания, но умолял произвести над клеветниками розыск.
И на этот раз Мазепа так был счастлив, что царь, веривший
преданности своего гетмана, прислал ему одно за другим два
утешительных письма: 1 и 11 марта. Царь уверял гетмана, что
<клеветникам, на него ложно наветующим, никакая вера не дастся, но и паче оные крупно с наусителями воспримут по делом своим
достойную казнь>. Царь поручал Мазепе самому каким-нибудь
612
удобным способом поймать их; но вместе с тем царь изъявлял
подозрение в участии с Кочубеем миргородского полковника
Апостола и приказывал гетману зазвать его к себе, как будто для
команды над козацким отрядом, а взявши его таким образом в
руки, отправить вместе с Кочубеем и Искрою в оковах к государю.
Миргородский полковник был отец невестки Кочубеевой - жены
его сына. Царь знал, что этот полковник прежде не ладил с
гетманом, поэтому царь и подозревал его в участии с Кочубеем в
доносе. Но царь Петр не знал того, что Апостол уже поладил с
Мазепою и сделался его тайным соумышленником во вред Петру.
Вот таким-то образом отнесся Петр к этому делу. И
неудивительно: в течение двадцати с лишком лет подавались на гетмана
донос за доносом и ни один не оправдался, а гетман между тем
продолжал служить государю верно, всегда исполнял царскую
волю исправно, и притом был такой милый и любезный человек, что и царю, и всем близким вельможам чрезвычайно нравился
своим обращением. Приманивать гетману Апостола ни в каком
случае не было нужно: Апостол был тогда при гетмане в Хвастове, но гетману не приходилось также посылать в оковах одного из
своих сообщников. Знал ли в марте Апостол о затеваемой измене
или Мазепа тогда еще не открывал ему замысла, но уже видел
в нехМ человека, готового пристать к делу, только гетман с этих
пор постоянно выгораживал Апостола в своих письмах к
Головкину и не помешал ему послать к Кочубею посланца -
предупредить его о грозящей опасности.
Кочубей жил в своей маетности Диканьке и уже несколько
месяцев не был в Батурине, устраняясь нездоровьем. Мазепа, исполняя царскую волю столько же, сколько и выручая себя самого, отправил гадяцкого полковника Трощинского с 500 Козаков и с
сотнею волохов да охотного полковника Кожуховского с его
конными полчанами поймать и доставить ему в обоз Кочубея и
Искру. Но разом с ними ехал туда же и посланец миргородского
полковника с запискою к Кочубею. В ночь с четверга на пятницу
(18 марта) Трощинский и Кожуховский с своими отрядами
ночевали в Великих Будищах, а посланец Апостола перегнал их, явился в Диканьке ранее и вручил Кочубею записку. Кочубей
немедленно послал во всю ночь верхом своего слугу Завадовского
в Полтаву сказать Искре, чтоб он тотчас поспешил в Диканьку.
В ту же ночь перед рассветом приехал в Диканьку Искра, а с
наступлением дня оба приятеля переехали через Ворсклу по
мосту, устроенному против Диканьке, прибыли в село Гавронцы на
другой стороне Ворсклы, потом отправились в Красный Кут1 -
1 Ныне Краснокутск, заштатный город Богодуховского уезда
Харьковской губернии при р. Мерле.
613
город Ахтырского полка. Там нашли они полковника Федора Оси-
пова и отдались под его покровительство.
Едва успели Кочубей с Искрою переправиться через Ворсклу, как нагрянули Трощинский и Кожуховский с козаками в дикань-
ский двор Кочубея, с тем чтобы везти его в Хвастов в гетманский
обоз. <Где хозяин?> - спрашивал Трощинский. Отвечали, что
уехал, но куда - неизвестно. Трощинский не поверил и сделал в
доме обыск. Не нашли Кочубея. Трощинский и Кожуховский
отправились снова в Великие Будищи; в Диканьке не видели их после
того три дня: пятницу, субботу и воскресенье. Кто-то известил
полковников, что Кочубей с Искрою ушли в Коломак, где у Искры была
пасека, но потом известили их, что Кочубей с Искрою, одумавшись, ушли к Самаре. Полковники послали было Козаков зайти им дорогу, но тут пришло к ним новое известие, что беглецы в Красном Куте.
Тогда Трощинский и Кожуховский опять поехали в Диканьку
и утром в понедельник остановились в Ковалювке1, другой
маетности Кочубея, в новом дворе владельца, и оттуда послали волохов
звать к себе Кочубеиху. Была память священномученика Василия
пресвитера 22 марта. Кочубеиха, вместе с невесткою, была в
церкви (чуть ли это не был день именин ее мужа или сына, которого
звали также Василием). Волохи стали около церкви, а их
ротмистр Константин Великий с тремя подчиненными вошел в
церковь и объявил Кочубеихе, что ее зовет Трощинский. Кочубеиха
отвечала: <Не пийду з церкви, нехай постражду меж олтарем як
Захария!> С трудом убедили ее выйти из церкви2; тотчас волохи
подхватили обеих - ее и невестку - и посадили в коляску. Их
повезли в Ковалювку. Там заставили хозяйку перед собственным
двором стоять добрый час и ждать, пока доложат Трощинскому.
Наскучивши долгим ожиданием, Кочубеиха встала из коляски и
пошла к воротам двора узким путем, протесняясь между козац-