Руина, Мазепа, Мазепинцы
Шрифт:
временем от Батурина могли двинуться Бруховецкий и Ромодановский
и ударить на королевское войско сбоку. Если бы поляки миновали
этот город, как сделали с Батурином, то могли бы нанести царским
владениям чувствительное опустошение.
Прежде всего Чарнецкий потребовал добровольной сдачи
города. Ему отвечали отказом. Тогда Чарнецкий начал приступ.
С трех сторон ударили на Глухов. Прямо против входа, который назывался <водною брамою>, поляки на
насыпали шанец, утвердили на нем пушки и стали из них метать
ядра и гранаты; под прикрытием этих выстрелов пехота бросилась
с другой стороны на вал, а с третьей стороны начали такой же
приступ охотники и военная прислуга - лузьная челядь. Но
пальба из орудий не причинила глуховцам вреда; польский шанец с
поставленными на нем орудиями расположен был на далеком
расстоянии от города: выстрелы, пускаемые польскою артиллериею, достигали городских валов уже на отлете. Глуховцы бодро отбили
неприятельский приступ на обеих сторонах, несмотря на то, что
польские воины шли очень отважно: один другого вызывал на
поединок, когда кто опережал кого, поспевая на приступ. Отбивши
приступ, козаки сами сделали вылазку и нанесли вред
неприятелю выстрелами из ручных самопалов.
Так неудачно для поляков окончился приступ в первый день; Чарнецкий и старые паны говорили тогда королю: <Нам следует добыть этот городок, иначе будет нам срам. Мы
обошли уже несколько таких городков, что и потверже укреплены.
Как можем отважиться идти в глубь Московского Государства, когда не в силах овладеть пограничным местечком?>
Король послушался и приказал подвинуть обозы. Решили
осадить Глухов, вести подкопы, произвести внезапный взрыв - и в
то время двинуть пехоту чрез образовавшиеся от взрыва проломы
в город.
Начали вести подземную галерею; она после некоторого
протяжения раздвоялась: одна ветвь пошла к <водной браме>, другая
к другой <браме> и сделана была несколько глубже первой. Чтоб
осажденные не догадались о подкопах, поляки продолжали делать
приступы к городским валам, пока подкопы будут совсем готовы, но земля была мерзлая и неудобно было копать ее. Когда, наконец, 21
были подкопы готовы, вкатили туда несколько десятков бочек
пороху. Одна из проведенных мин взорвана была не под самыми
воротами <водной брамы>, куда ее направляли инженеры, а
захватила часть вала: в прорву ринулась пехота, драгуны побросали
лошадей и спешились, даже королевская гвардия поспешила к
делу с мотыками и топорами, но с своей стороны осажденные
устремили всю силу к опасному месту. Схватка завязалась
отчаянная.
свои хоругви, как знак победы, но потом падали стремглав с
вала, сбиваемые выстрелами Козаков; некоторые по кучам земли
рассыпанного вала перебрались через ров и принялись рубить
стоявшие за рвом палисады, но, сбрасываемые ударами
защитников, слетали в ров, как в ад, по выражению польского историка..
Счастливцы, успевшие заранее уносить ноги, с прискорбием
рассказывали товарищам, что через щели палисадов видели другой
ров, а за рвом еще вал, и рассуждали, что если бы им удалось
овладеть первою наружною линиею укреплений, то пришлось бы
еще повозиться с другою, внутреннею. Так неудачно окончилась
попытка ворваться в город через прорву, образованную подкопом, не дошедшим до ворот, куда он проводился. Поляки потеряли
тогда более тысячи человек, немало и офицеров было убито.
Совершенно без последствий осталась другая ветвь подземной
галереи, которая направлялась к другой браме. Работавшие над
нею инженеры так дурно запаковали мину, что когда пришлось
поджечь ее, то не произошло настоящего взрыва, а бывшие в
польском войске козаки, которые должны были броситься к валу, в это время только кричали да стреляли на воздух: впоследствии
открылось, что, сговорившись тайно с осажденными земляками, они умышленно действовали так, чтобы помешать полякам.
Битва продолжалась до сумерок. Ночью поляки стали
подбирать тела своих убитых для погребения, но глуховские козаки, сделавши вылазку на подбиравших тела, многих из них перестреляли.
Так неудачны были все попытки взять городок и стоили
полякам очень дорого. Современники поляки приписывали спасение
Глухова храбрости и распорядительности Дворецкого. Между тем
зимняя стужа сильно беспокоила польское войско; жолнерам
приходилось, при постоянных военных трудах, терпеть от мороза, дурного помещения и недостатка в продовольствии и фураже.
Соображая эти обстоятельства, некоторые паны, окружавшие
короля, стали подавать совет покинуть осаду и уходить. Король
не поддавался на эти советы и говорил: <как? все московское
царство трепещет от нас, а тут какой-нибудь плохой городок будет
хвалиться, что мы не могли ему ничего сделать!> Еще сильнее
короля вооружался против снятия осады Чарнецкий и говорил: <наших много легло, но ведь и врагов не мало погибло, много их
22
от ран изнемогает; сделаем еще приступ и попытаемся взорвать