Руина
Шрифт:
— Ведьма! Ведьма не допускает! — раздались крики в толпе.
— А ну, за мной, хлопцы, ударим с тылу! Вытащим ее оттуда за косы! — крикнул громко чей-то голос.
— Верно, верно! — подхватили другие.
— Держись, Андрей! — закричал Гострый, набрасываясь с новой энергией на устремившихся на него со всех сторон врагов.
Часть толпы бросилась за хату и окружила ее с противоположной стороны. В комнате, в которой находились Андрей и Марианна, не было других дверей.
— Ломай окна! — закричали в толпе.
Более смелые бросились к окнам, но здесь их встретили Андрей и Марианна. Раздались
Вдруг среди толпы раздался чей-то крик:
— Выкурим ее, выкурим! У кого есть кресало? На крышу, за мной!
Дружный рев был ответом на эти слова. Несколько человек бросилось на крышу.
LXXV
Увлеченные отчаянной защитой, ни Марианна, ни Андрей не слыхали крика «выкурим ведьму!» — как вдруг они заметили, что комната наполнилась багровым светом, и вместе с этим к ним донесся дикий рев и хохот толпы. Марианна оглянулась, и раздирающий душу крик вырвался у нее из груди. Гострый тоже обернулся на крик Марианны и этим неосторожным движением открыл свою обнаженную шею. Сверкнул в воздухе клинок, и острая сталь впилась в могучую шею казачью… Покачнулся от этого смертельного удара старый боец, но не упал, — в одно мгновенье его подхватили стрельцы на длинные копья и подняли высоко над обезумевшей, разъяренной толпой.
Забывая все на свете, бросилась к нему Марианна, за нею кинулся и Андрей, но старик уже не мог видеть этого порыва любви: глаза его были закрыты, из зиявшей на шее раны кровь лилась широкой струей.
— Батьку, батьку! — вскрикнула Марианна, подымая руки к старику, гордая, непокорная голова которого склонялась теперь на пронзенную грудь.
В немом, исступленном отчаянье застыла Марианна, забыв в эту минуту и о клокотавшем вокруг нее пламени, и о наступавшей со всех сторон толпе, она понимала только одно: ее отец, которого она любила больше всего на свете, — висит теперь перед ней на копьях, мертвый, бездыханный, немой.
Ошеломленный, потрясенный этой смертью, Андрей тоже окаменел на мгновенье перед трупом. Толпа воспользовалась этой минутой: вооруженные секирами, бердышами и дрекольями люди бросились на крыльцо и уже готовы были ворваться в хату, но в это мгновенье произошло что-то необычайное. Объятая пламенем крыша крыльца с грохотом рухнула и погребла под своими пылающими развалинами и палачей, державших на копьях полковника, и всех взобравшихся на крыльцо.
Крик ужаса вырвался из груди окружавших хату людей.
— Кара ведьмы! Кара ведьмы! — раздались кругом возгласы. — Веревок сюда! Мы ее вытащим оттуда.
Между тем осаждавшие хату с тылу бросились к окнам. Застучали секиры, и через несколько минут окна со звоном попадали на пол, но войти в хату уже не было возможности: сквозь черные трещины потолка прорывался огонь темно–красными языками, багровый, удушливый дым наполнял клубами хату, захватывал дыхание. Оставаться в ней дольше — значило сгореть
— За мной, Марианна! — вскрикнул Андрей. — Прорвемся через толпу!
С обнаженной саблей в руке бросился он вперед, увлекая за собой девушку.
Весь домик был уже объят пламенем, но Андрей кинулся вперед и, прорвавшись через эту бушующую стихию, одним прыжком очутился на дворе.
При виде Марианны толпа пришла в какой-то неистовый восторг.
— Вот она — ведьма, ведьма! — раздалось кругом.
— Веревок сюда! — закричали передние, не решаясь все-таки подступить к «ведьме».
Действительно, освещенная заревом пожара, Марианна была ужасна: длинные, всклоченные волосы спадали кругом черными змеями; на бледном, худом лице исступленные глаза горели каким-то страшным блеском. Крик толпы привел ее в себя.
— Ведьма! Ведьма! — захохотала она дико, подымая над головой окровавленные руки. — Так знайте же, ваша правда — ведьма я! Ха–ха–ха! Ведьма!
— Марианна, что ты говоришь?.. — вскрикнул Андрей, хватая ее за руки, но Марианна не слыхала его.
— Будьте ж вы прокляты! — продолжала она кричать исступленным, хриплым голосом, простирая над толпой руки. — Всю нечистую силу призову я на ваши головы! Не будет того горя, которое не упадет на вас! Голод, мор, трус, разорение — все увидите вы! Не будет вам отныне ни счастья, ни покоя! Проклятие вашему гетману, предателю отчизны! Проклятие вам, и детям вашим, и внукам! Проклятие!
Но здесь один из стрельцов размахнулся арканом, веревка взвилась над головой Марианны и захлестнулась вокруг ее шеи. Марианна вздрогнула, взмахнула бессильно руками и повалилась на землю.
— Злодеи! — закричал не своим голосом Андрей, бросаясь с саблей на толпу, но страшный удар обуха по голове прервал его слова. Даже стон не успел вырваться из груди Андрея, и он грохнулся на землю рядом с Марианной.
Остервеневшая толпа хотела было броситься и растерзать Марианну на куски, но казаки и стрельцы Самойловича отстояли ее; им надо было доставить осужденную живою на суд. Марианна была еще жива, но казалась совсем потерявшей сознание; она уже не сопротивлялась, не говорила ни слова, — глаза ее глядели тускло, безжизненно, словно не видели ничего перед собой. Стрельцы без всякого труда связали ее, положили на простую телегу и повезли под сильным конвоем в Переяслав. Здесь ее заковали в кандалы и заключили до суда в глубокую темницу. Над узницей был наряжен такой строгий надзор, что нечего было и думать о какой-либо возможности бегства.
Но Марианна и не помышляла об этом.
Только очутившись в этой сырой, подземной темнице с тяжелыми кандалами на руках и ногах, она пришла в себя и поняла, что совершилось с нею. Возмутительная картина зверского нападения толпы, смерть отца и Андрея встали перед нею со всеми ужасными подробностями, но сердце ее не сжалось жалостью — оно было уже наполовину мертво. Она знала, что ее ожидает смерть, и только страстно желала, чтобы ее приход совершился скорее. В душе Марианна ощущала только одну беспросветную тоску. Теперь она была одна, совершенно одна на всем свете. Личная жизнь ее была разбита. Мазепа не любил ее… Дорогие люди, которые еще привлекали ее к жизни, были уже там, куда и она должна была скоро переселиться.