Руины Арха
Шрифт:
Разгребаю склон, третий предмет могло засыпать…
Есть!
Вытащил из песка плитку шоколада в фиолетовой обертке, ноздри всасывают с наслаждением, на фоне плесени и крови запахи шоколада и бумаги райские.
Кастет по-прежнему на кулаке. Снимаю, пальцы разминаются, неуклюже стираю кровь о насыпь.
– Когда я появился в Руинах, – говорит мужчина, – мне достался этот нож, этот плащ, тогда еще новенький, блестящий, и куриное яйцо. Сырое. С тех пор яйца не люблю.
Я перевернулся, задница подмяла щебень. В
– А моя девушка, – говорю, – яйца обожает.
– Ну так то девушка.
Мужчина отвел край плаща, я обратил внимание на высокие кожаные сапоги бурого цвета со шпорами, мелькнула мысль о ковбоях. Мужчина отстегивает от пояса предмет, похож на короткую веревку. Приглядевшись, я понял, что это торба. Даже не торба, а торбочка. Пустая как желудок.
Мужчина ослабил шнурок на горлышке, рука потянулась к куче мяса. Неужели хочет запихнуть в такую мелкую торбу? Влезет разве что лапка…
Лапка действительно влезла. И вторая. И челюсть… И филе!
Этот мясник натягивает черную ткань вокруг толстой кровавой лепешки, что совсем недавно была хвостом, будущий бифштекс падает в торбу, ее бока раздуваются, но в тот же миг торба худеет, вновь плоская. И так исчезает один кусок мяса за другим.
– Бездонная торба, – сказал мужчина, не отрывая взгляд от чудо-вещицы.
Оказывается, шары на моем лбу заметны не глядя.
– Всех штырит, – поясняет владелец торбы. – Даже старожилов. Артефакт крайне редкий. За десять лет в Руинах встречал лишь пару человек с такой мошной.
– А как из нее доставать?
– Суешь руку, думаешь о том, что хочешь взять, и нужный предмет пальцы тут же нащупывают.
Мужчина пихает вторую челюсть рычуна, на камнях только лужа крови, вжик шнурка, беззубый, но прожорливый рот торбы стянулся, хозяин пристегивает тряпочку к ремню.
Подходит ко мне. У моего живота зависла открытая ладонь, воздух сообщает ее жар.
– Борис.
Рукопожатие ненавязчивое, но все равно крепкое. Интересно, какой силы будет хватка, если он решит стиснуть мне горло?
– Влад, – ответил я.
– Надеюсь, поладим, Влад. Идем.
– Куда?
– В Колыбель.
– В смысле, спать?
– Нет, спать рано. И не место. А Колыбель – это город.
– Тут есть города?
– По меркам наших прошлых жизней даже не города, а селения, а то и вовсе хутора. Но здесь любой каменный зоб, огороженный от монстров и обжитый хоть одним человеком, уже крепость. Три человека – поселение, десять – вполне себе городишко. А полсотни вообще мегаполис.
– Нескучно живете.
– Нескучно выживаем. Шатаюсь тут десятый год, но каждый день не уверен, что доживу до ночлега. Идем. Доведу до Колыбели. С самого начала шел туда…
Коридор дрогнул, Борис вздернул голову. Была даже не дрожь, а покачивание, как на палубе: заметить трудно, но и упустить нельзя.
– Твою мать, – прошептал он.
– Что?
– Ш-ш-ш…
Его указательный палец призывает молчать. Сердце уже долбит в ребра, оглядываюсь рывками.
Плиты коридора стали похожи на серые студни. Из этой слизи тянутся черные шипы, некоторые уже длиной с руку по локоть. Коридор медленно, но неотвратимо, как наступление ночи, превращается из прямоугольного в шипастую трубу. Из пола, стен и потолка торчат рощи кольев, а проклюнулись еще не все…
В животе какие-то процессы, чувствую, вот-вот опозорюсь.
На плечо ложится ладонь, Борис давит, я присаживаюсь на корточки, Борис на колено, не перестает осматривать трансформацию коридора. Со всех сторон урчит с эхом, по мне бегут холодные капли.
– Не шевелись, – шепнул Борис.
Подносит кисть к трещине в полу, та поперек коридора как миниатюрный каньон. Вокруг нас из холмов слизи тянутся черные колья, сейчас шип вылезет под задницей, узнаю, каково было врагам моего тезки Влада по прозвищу Дракула…
Из рукава Борисова плаща – я офигел! – выползают блестящие красные пауки с грецкий орех, цепочка из пяти арахнидов заползает в трещину.
Борис считает про себя: губы шевелятся, пальцы один за другим ритмично разгибаются. Мне на плечо капнула слизь. Жжение…
Борис прыгнул на меня, мы шаром откатились на пару-тройку метров.
Взрыв!
Увидеть не довелось, но когда поднял голову, в глазах защипало, клубится дым, всюду обломки, шипы… и что-то среднее между камнем и плотью, не успело превратиться.
А еще в полу брешь.
Воздух исказился страшным воем, меня будто уменьшили и запихнули в глотку дракона.
– Вниз! – услышал сквозь рев.
Борис метнулся к бреши, его клешня рванула меня следом, моя рука чуть не выскочила из сустава. Борис прыгает в пробоину, его масса тянет меня вниз, но в этот долгий миг успеваю заметить: шипы по краям арки схлопнулись как зубья капкана, схлопываться начали стены, шипы вонзаются в серое мясо своего же хозяина, смертоносная волна укуса несется ко мне. В следующий миг меня бы пронзило и сплющило, но я упал в нижний коридор, на Бориса, затем откинулся на спину.
Валяемся, легкие раздувает до боли, смотрим, как пульсирует гигантская кишка.
– Что за хрень? – просипел я, в горле засуха.
– Корижор.
Рана, через которую сбежали, роняет нити слизи около нас, дыру заливает клей, «кровотечение» слабеет.
– Коридор?
– Корижор. Маскируется под коридор. Прожорливая тварь… Впрочем, любителей диет у нас не бывает.
После такого надо неделю валяться в психоневрологическом диспансере, но Борис вскочил, тянет мне руку, выбора нет, приходится взять, Борис рывком ставит на ноги.