Руины некомпетентности

Терещенко Анатолий Степанович

Всего за десять лет войны в войсках на территории Афганистана военную службу прошли 620 000 военнослужащих. После вывода войск у возвратившихся появился т. н. афганский синдром: недоверие к афганскому народу, желание быть «настоящим мужчиной», этаким рэмбо, жаждущим подвигов и славы, падение уровня воинской дисциплины, процветание «дедовщины», увлечение курением чараса — разновидности гашиша, разводы в семьях, участие в организованных преступных группировках и межнациональных конфликтах, чрезмерное употребление алкоголя… Все это, к сожалению, было.

Цинковые

гробы — «груз-200» — путешествовали по Союзу. Вплоть до 1987 г. цинковые гробы с телами погибших хоронили в полутайне, а на памятниках запрещалось указывать, что воин пал в Афганистане.

Вот запись заседания Политбюро ЦК КПСС 30 июля 1981 года:

«…Суслов: Хотелось бы посоветоваться. Товарищ Тихонов представил записку в ЦК КПСС относительно увековечивания памяти воинов, погибших в Афганистане. Причем предлагается выделить каждой семье по тысяче рублей для установления надгробий на могилах. Дело, конечно, не в деньгах, а в том, что если сейчас мы будем увековечивать память, будем об этом писать на надгробиях могил, а на некоторых кладбищах таких могил будет несколько, то с политической точки зрения это не совсем правильно.

Андропов: Конечно, хоронить нужно с почестями, но увековечивать их память пока рановато.

Кириленко: Нецелесообразно устанавливать сейчас надгробные плиты.

Тихонов: Вообще, конечно, хоронить нужно, другое дело следует ли делать надписи.

Суслов: Следовало бы подумать и об ответах родителям, дети которых погибли в Афганистане. Здесь не должно быть вольностей. Ответы должны быть лаконичными и более стандартными».

Вот так думали и действовали тогда небожители — партократы, которым «по барабану» были судьбы лежащих в цинковых гробах и переживания их родственников. По жизни героям — почтение, подлецам — забвение. Беда в том, что сегодня мы тоже забыли о них. А ведь забвение истории грозит нам повторением прошлых ошибок.

Демобилизованные из Афганистана видели смрад общественной жизни и двойные стандарты. По возвращению в Союз они часто встречались с чиновничьей отповедью на какие-то вопросы социального плана: «Я вас туда не посылал!»

И еще один момент — это было время заката горбачевской голодной и холодной перестройки. В 1989 г. один афганец написал в «Комсомольскую правду»:

«Знаете, если бы сейчас кинули по Союзу клич: «Добровольцы! Назад, в Афган!» — я бы ушел…Чем жить и видеть все это дерьмо, эти зажравшиеся рожи кабинетных крыс, эту людскую злобу и дикую ненависть ко всему, эти дубовые, никому не нужные лозунги, лучше туда! Там все проще».

Эти слова отражали обстановку в стране того времени. Раны, нанесенные войной, затягиваются, но шрамы остаются навсегда…

Феномен

М.А. Суслова

Член Политбюро ЦК КПСС, всесильный «серый кардинал» СССР, главный идеолог партии Суслов Михаил Андреевич (1902–1982 гг.). Пик карьеры М.А. Суслова пришел на времена Брежнева, хотя влиятельным деятелем партии он был при Сталине и Хрущеве.

Он запомнился сверстникам моей студенческой юности как адепт введения в программу вузов обязательного предмета — научного коммунизма. В его лабиринтах многие мои соученики-студенты часто запутывались, ставили вопросы и не могли на них ответить даже при помощи этой самой книги.

Практически всю свою жизнь он посвятил партийной работе. Хрущев был слаб в теории, поэтому Суслова ценил как крупного знатока марксизма-ленинизма, хотя этот крупный теоретик ничем не обогатил марксизм.

В свою очередь, он не возражал никогда Хрущеву даже в скользких вопросах построения за два десятка лет коммунизма к 1980-м годам. Он согласился принятие этой Программы КПСС на XXII съезде партии. Хотя это не помешало Суслову выступить против Хрущева на октябрьском Пленуме ЦК КПСС, сместившем Никиту Сергеевича со всех постов. Нос держал по ветру.

Писатель Н.А. Зенькович называл его в числе некоторых других самыми «закрытыми людьми». О его жизненном пути говорить в книге нет смысла — он был «встроен» в свое время. Однако это «свое время» разные люди проходили по-разному, а некоторые долго не покидали его — привыкали, а потом и стали могильщиками его и страны.

Разваливали СССР его прилежные ученики, к которым можно без натяжки отнести «перестройщика» Горбачева и «реформатора» Ельцина. Научный коммунизм они постигали не учебниками, а бытовыми условиями сытой обкомовской, а потом и кремлевской жизни.

В отличие от других партийных боссов, он был по натуре аскет и строго играл эту роль до тех пор, пока она не вошла в его жизнь как доминанта. Михаил Андреевич был не похожим на других его коллег. Наше поколение длительное время его видело на трибуне мавзолея в шляпе или шапке-пирожок и все в одном и том же драповом темно-сером пальто с каракулевым воротником. Носил он его, как говорили свидетели, три десятка лет.

Сменил его только после того, как Л.И. Брежнев как-то на заседании Политбюро заметил, а скорее, тяжеловесно пошутил: «Давайте скинемся товарищу Суслову на новое пальто».

На официальных протоколах ему вместо водки наливали в рюмку тщательно прокипяченную воду. В квартире и на даче он пользовался казенной мебелью с бронзовыми ярлычками: «Управление делами ЦК КПСС». Подношений не принимал. Даже за попытку такого действа мог выгнать с работы.

Несмотря на то, что он воспитывался с юности в духе ком-сомольца-безбожника, поступал часто по-христиански. Часть своей немаленькой зарплаты он регулярно перечислял в Фонд Мира. Пополнял книгами библиотеки своей малой родины — Саратовской области. Недавно мне пришлось познакомиться с отрывками записи допроса младшего лейтенанта Советской армии Виктора Ильина — человека, стрелявшего по кортежу «дорогого Леонида Ильича»: