Руины
Шрифт:
Джеф не понимал, что чувствует, не знал, о чем думает. Только спустя некоторое время мысли немного пришли в порядок. Теперь он думал о том, что все прошло даже лучше, чем он предполагал. Ноги он отрезал немного ниже коленей, чтобы сохранить суставы. Крови было не очень много. Пабло потерял сознание только в самом конце операции, скорее от шока, чем от потери крови. Ему точно не было больно, Джеф был уверен в этом. Еще он знал, что теперь жизнь грека была в меньшей опасности. Джеф считал, что должен гордиться тем, что сделал для Пабло. Но никак не мог понять,
Никто, совсем никто не понимал, что он сделал для Пабло. Матиас все время молчал и старался не встречаться с Джефом взглядом. Эрик ходил кругами и смотрел на свое колено. Эмми, даже не разобравшись, сразу начала кричать и обвинять Джефа.
— О, Господи! — кричала она. — Господи Иисусе!!! Что вы сделали?!
Отвечать что-либо не было смысла, и Джеф молчал.
— Вы отрезали ему ноги! Черт! Как вы могли?!
— У нас не было выбора, — тихо сказал Джеф, даже не посмотрев на Эмми. — Иначе он бы умер.
— И ты думаешь, что это спасет его? Думаешь, ты помог ему, отрезав ноги грязным ножом?
— Мы прокалили его.
— Да ладно тебе, Джеф! Посмотри на чем он лежит!
Да, она была права. Весь спальный мешок, который они подстелили под Пабло, был в моче и грязи.
— Мы переворачивали его чистой стороной. Если нам на помощь придут завтра или даже послезавтра, он…
— Ты отрезал ему ноги! — кричала Эмми.
Джеф посмотрел на нее. Она стояла перед ним, вся потная, в пыли, в джинсах, покрытых зеленым пухом. Эмми была не похожа сама на себя. Все изменилось. Теперь, наверное, никто из них уже не был прежним.
— Как, думаешь, сколько было у него шансов выжить, если бы мы оставили его лежать с гниющими, разлагающимися ногами? — спросил он.
Эмми не ответила. Она стояла как вкопанная и смотрела куда-то в сторону.
— Ну же, ответь, — сказал Джеф.
Губы Эмми тряслись, она поднесла руку ко рту и прошептала:
— Господи…
Джеф посмотрел в сторону, куда был устремлен взгляд Эмми. Там, рядом с носилками лежали отрезанные ноги Пабло, все в крови, брошенные прямо рядом с ним. Джеф не успел закопать их до прихода Эмми. А теперь растение выпустило свой стебель, который быстро полз к носилкам… полз за ногами Пабло.
Оба смотрели в ту сторону: и Матиас, и Эрик. Вдруг немец сорвался с места, схватил нож, подбежал к ногам Пабло и начал резать кровожадные стебли. Но это не помогло, все новые и новые зеленые змеи выползали из зарослей и набрасывались на мясо. Эмми закричала и спряталась за спину Джефа.
— Оставь, Матиас, — тихо сказал Джеф.
Матиас сделал вид, что не слышит его, и продолжал резать стебли.
— Матиас, — повторил Джеф, подошел к нему и взял за руку. Матиас рванулся, но Джеф удержал его.
Через несколько секунд перед ними уже лежало несколько абсолютно белых костей.
Никто не двигался с места. Вдруг повисшую в воздухе тишину разорвал звонок телефона, донесшийся из шахты.
Стейси сидела под своим зонтом, прячась от палящего солнца. Она то и дело поглядывала на запястье, забывая о том, что оставила часы в отеле. Стейси представила, как они лежат на ночном столике у кровати, в безопасности и
Все мысли Стейси были сейчас о голоде, жажде и жаре. А там, наверху холма, ампутировали Пабло ноги… Она пыталась не думать об этом, но это ей плохо удавалось.
Стейси больше не могла сидеть на месте. Она встала, снова посмотрела на руку и снова вспомнила, что часов у нее нет. Мысли о вещах снова закрутились в голове: ночной столик, служанка, солнечные очки, шляпка, женщина, завтракающая на пляже. Эта женщина, наверное, была сыта, утром приняла прохладный душ, а на столе, за которым она сидела, скорее всего, стояла бутылочка с холодной водой. Стейси ненавидела эту воображаемую женщину, ненавидела за все, что у нее есть, что она в безопасности, что может есть и пить, сколько хочет. А Стейси сидит здесь, на земле, под палящим солнцем, без еды и воды. Она ненавидела и мальчишек, которые украли у нее шляпку и очки на остановке, ненавидела индейцев, которые сидели перед ней и ничем не хотели помочь.
Через некоторое время Стейси заметила, что вся ее одежда покрыта зеленым пухом. Она начала срывать его. Сок обжигал ей руки, а растение быстро пускало новые корни. Оно уже проело несколько дырок в футболке Стейси. Она знала, что скоро от футболки и вовсе ничего не останется: всю ее съедят эти зеленые убийцы.
Стейси ненавидела и это растение тоже: его ядовитую зелень и красные цветы и то, что оно могло двигаться, есть и думать.
Ноги Стейси были в грязи, которая неприятно пахла. «Пахнет, как от Пабло», — подумала она. И снова мысли Стейси вернулись к тому, что сейчас происходит на вершине холма… Она закрыла глаза…
Ненависть, ненависть и еще раз ненависть — только это чувствовала сейчас Стейси. Она ненавидела Пабло за то, что он упал в шахту, за то, что сломал себе спину, наконец, за то, что умирал.
Эрика Стейси ненавидела потому, что он поранил колено, и потому, что растение проросло ему под кожу; за страх, который был в его глазах, за его панику. Джефа — за его самоуверенность и спокойствие, за то, что он ампутировал Пабло ноги. Эмми — за то, что та не остановила Джефа, а Матиаса — за его молчание.
Но больше всего Стейси ненавидела саму себя. Ненавидела за то, что не знала, сколько сейчас времени и сколько ей еще тут сидеть; за то, что перестала верить, что Пабло выживет; что была уверена в том, что греки не придут ни сегодня, ни завтра, и вообще никогда.
Стейси открыла глаза и посмотрела вокруг. Все было по-прежнему. Она опустила зонт и посмотрела на небо. Стейси знала, что Джеф надеется, что пойдет дождь. Он старался спасти их: разрабатывал планы и идеи. Но у всего этого был один большой минус — они строились на надежде и их осуществление зависело не от самих ребят, а от удачи и судьбы. Дождь мог пойти, а мог и не пойти. А от этого, в сущности, зависели их жизни.