Рука доктора Фу Манчи
Шрифт:
В то время, когда Карамани находилась в руках Си Фана, деловое путешествие на север я предпринял с крайней неохотой. Найланд Смит написал мне единственный раз за время моего краткого отсутствия, и письмо его вызвало у меня еще более острое желание вернуться и вновь выступить против Желтой организации, поскольку в письме мой друг прозрачно намекал на то, что ему удалось все-таки обнаружить прочную ниточку, ведущую к штаб-квартире Си Фана.
Наконец я заметил, что нахожусь в купе не один, а с попутчицей, которая сидела в дальнем углу напротив.
Под свободным дорожным пальто
Я бросил взгляд на соседку. Женщина наблюдала за мной сквозь частую сетку вуали, очевидно, ожидая извинения.
— Мадам, — сказал я, — надеюсь, вы простите неуместное вторжение в ваше купе, но мне жизненно необходимо попасть в Лондон этим поездом.
Женщина склонила голову — едва заметно и очень холодно — и отвернулась в сторону.
Нежелание общаться со мной казалось настолько же очевидным, насколько непоправимым был мой проступок. И я не чувствовал себя вправе обижаться на поведение соседки. Посему, попытавшись прогнать мысль о случившемся из головы, я поставил саквояж на полку и, развернув газету, постарался занять свое внимание новостями мировой жизни.
Попытка отвлечься оказалась не вполне удачной, и мысли мои постоянно возвращались к Си Фану, зловещей тайной организации, во власти которой находился самый для меня дорогой на свете человек, к доктору Фу Манчи, темному гению, направлявшему течение моей судьбы, и к Найланду Смиту, стоявшему стеной между белой расой и сокрушительным приливом желтых орд.
Я непроизвольно вздохнул в очередной раз и, подняв взор… встретился со взглядом двух невыразимо прекрасных глаз.
Никогда прежде не доводилось мне видеть ничего подобного. Темные очи Карамани были красивы и восхитительны; глаза доктора Фу Манчи — зловещи и незабываемы. Но глаза моей попутчицы производили впечатление просто ошеломляющее: едва ли на свете нашелся бы человек, способный вынести этот взгляд — взгляд Медузы Горгоны!
Поскольку в недавнем прошлом мне довелось смотреть в кроткие глаза мандарина Ки Минга, способного успешно соперничать со знаменитым графом Калиостро в феноменальных способностях внушения, то теперь я многое знал о силе человеческого взгляда. Но взгляд женщины напротив глубоко поразил мое воображение. Длинные, миндалевидные, осененные тяжелыми матово-черными ресницами глаза ее под дугообразными бровями безукоризненного рисунка странно сверкали, словно в глубине их полыхал некий жуткий колдовской огонь. То были глаза какого-то прекрасного дикого зверя, а не простой женщины.
Обладательница их теперь откинула дорожную вуаль назад, открыв по-восточному смуглое овальное лицо с тонким орлиным носом и полными красными губами, обрамленное густыми тускло-золотыми кудрями. Сверхъестественный взгляд соседки на мгновение встретился с моим, затем женщина быстро опустила ресницы и откинулась на подушки с томной грацией, наводящей на мысль скорее о Востоке, нежели о Западе.
Полы длинного пальто ее слегка раздвинулись, и я с удивлением заметил, что подбито оно леопардовым мехом. Одна рука попутчицы,
Женщина принадлежала явно не к европейской расе, однако я затруднился отнести ее к какой-либо известной мне восточной народности. Честно говоря, я ни разу не встречал никого, хотя бы отдаленно похожего на нее. Она казалась подходящей хозяйкой для огромного негра, с которым я столкнулся на перроне.
Я попытался посмеяться над собой, глядя в окно на залитые лунным светом пейзажи Но загадочная личность единственной моей соседки не давала мне покоя, и я еще раз быстро взглянул в ее сторону, как раз вовремя, чтобы увидеть, как она поспешно отводит взгляд прочь от меня, и вновь испытать сверхъестественное очарование этого мрачно пылающего взгляда.
Длинная узкая рука женщины вновь привлекла мое внимание: зеленый камень в кольце странно контрастировал с теплым желтоватым оттенком кожи.
То ли необычный облик попутчицы, то ли слабый аромат ее духов вызвали в моем воображении образ убранного цветами алтаря, с которого поднимался легкий дым фимиама во славу какого-то языческого бога.
Тщетно убеждал я себя в том, что просто нервы мои расстроены, тщетно стыдил себя за недостойную слабость Экспресс мчался через залитую лунным светом Англию, оставляя позади станцию за станцией. Я постоянно ощущал себя объектом тайного наблюдения и с каждой минутой нервничал все больше.
С явным усилием я заставил себя неотрывно смотреть в окно. Когда же с великим трудом я прогнал из головы мучавшие меня неуместные мысли и украдкой бросил взгляд через купе, то с невыразимым облегчением убедился, что попутчица моя вновь опустила вуаль.
Вуаль оставалась опущенной до самого конца путешествия. Однако в течение всего последующего часа я продолжал испытывать странные ощущения, о которых впоследствии никогда не мог вспоминать без дрожи ужаса. Казалось, я находился не в обычном купе железнодорожного состава, а в пещере Кумской Сивиллы.
Если бы мне удалось заговорить с таинственной незнакомкой, произнести несколько обыденных слов, то колдовские чары наверняка рассеялись бы. Но по какой-то сверхъестественной причине, никоим образом не связанной с холодным отпором, полученным мной в самом начале путешествия, я начисто лишился дара речи. В течение часа (самого длинного в моей жизни) мой мозг подвергался скрытому наблюдению и исследованию. Казалось, я отчаянно сопротивлялся некоей таинственной силе, которая пыталась завладеть моим сознанием, подавить мою индивидуальность и подчинить меня чужой воле.
В какой мере это соответствовало действительности, а в какой являлось болезненными фантазиями мозга, измученного постоянным противостоянием Желтой организации, я не знаю и по сей день. Но вы, читающие мои записи о нашей великой борьбе с доктором Фу Манчи и его приспешниками, сможете в дальнейшем судить сами.
Когда наконец поезд начал замедлять ход и стойки платформы замелькали за окном, какими желанными показались мне дым, и блеск фонарей, и приглушенный шум занятого своими делами Лондона!