Рука Москвы
Шрифт:
— Свою охрану я оставил внизу, — сообщил Краб, поднимая с ковра кейс. — А где, блин, твои архаровцы?
— Я им дал отгул.
— А эта фря, твоя пресс-секретутка?
— Мой пресс-секретарь Рита Лоо выполняет мое конфиденциальное поручение, — холодно ответил Томас, так как фамильярность гостя ему не понравилась.
— Это хорошо, — кивнул Краб. — Лишние глаза и уши нам ни к чему.
Томас провел гостя в кабинет, указал ему на кресло, сам расположился за письменным столом, которому ноутбук придавал очень деловой и солидный вид, и сухо предупредил:
— У меня есть для тебя пятнадцать минут.
— Ценю, бляха-муха, —
Он раскрыл кейс, извлек из бокового кармашка длинную гаванскую сигару и неторопливо ее раскурил. После чего закрыл кейс и поставил на пол. Но Томас успел заметить, что все дно кейса устлано пачками баксов в банковских бандеролях. Впрочем, он не исключал, что Краб специально дал ему это увидеть. Так или иначе, но предстоящий разговор обрел некий интригующий момент, и Томас даже пожалел, что выделил Крабу всего пятнадцать минут. Но давать задний ход было уже как-то несолидно.
— Когда ты в прошлый раз сказал мне, что твой дед перед войной скупил много земли и она теперь твоя, я тебе, честно скажу, не поверил, — начал Краб. — К тому же ты, блин, был крепко датый, и я решил, что это просто пьяный треп. Но потом навел справки, и убедился, что все так и есть.
— Где же ты навел справки? — полюбопытствовал Томас.
— В мэрии. В их архиве сохранились регистрационные книги. В них есть записи о сделках твоего деда. И я вот что подумал. Все солидные компании вводят в совет директоров известных политиков, всяких там деятелей. Это придает респектабельности. А в бизнесе, Фитиль, респектабельность, блин, дорогого стоит. Я и подумал: а почему бы тебе не войти в совет директоров компании «Foodline-Balt»? Внук национального героя Эстонии — это звучит. Будешь представительствовать на разных там форумах, бляха-муха. Как ты на это?
— Только не говори, что ты предлагаешь мне это из чувства патриотизма.
— Верно, нет. Патриотизм — это материя высшая. А мы, бизнесмены, люди, блин, приземленные. Я зайду с другого конца. Наследство твоего деда — это еще журавль в небе. И еще неизвестно, сможешь ли ты его поймать.
— Это почему же? Закон о реституции уже начал действовать.
— Объясняю. Чтобы вступить в права наследования, мало предъявить купчие. Это со старым хутором все просто. А как быть с землей, на которой построены санатории? Жилые микрорайоны? Или ты думаешь, блин, что правительство так просто тебе все и отдаст? По каждому делу нужно находить взаимоприемлемое решение. Это работа не на один месяц. Для нее нужны очень хорошие адвокаты. А знаешь, сколько стоит хороший адвокат? Он за один час консультации берет двести баксов, бляха-муха. Есть у тебя такие бабки?
Томас хотел сказать, что все это его ни с какой стороны не колышет, но вовремя прикусил язык. До него вдруг дошло, что Краб же не знает, что купчие уплыли в неизвестном направлении вместе с серым атташе-кейсом. И, как правильно предположил Сергей Пастухов, кейс, может быть, и удастся вернуть за приличное вознаграждение, так как это штука дорогая, а сами купчие уже наверняка гниют на помойке или сгорели в печи мусоросжигающего завода. Потому что тот пикетчик, который подобрал кейс после свалки возле гостиницы «Виру», первым делом выкинул эти старые бумаги. Чтобы понять их ценность, у него просто ума не хватит. Умные люди в пикетах не ошиваются, ни в националистических, ни
Но разговор становился интересным.
— Это мои проблемы, — небрежно сказал Томас. — Я их решу сам.
— Без меня не решишь.
— Что ты предлагаешь?
Краб немного подумал, покатал во рту сигару, потом посмотрел на свой золотой «роллекс» и сказал:
— Мое время вышло. Придется продолжить разговор в другой раз.
Он, конечно, ожидал, что Томас станет его уговаривать, но не на того напал. Насчет блефануть Томас всегда давал Крабу сто очков вперед. Недаром все комбинации у «Березок» и на авторынке всегда разрабатывал и с присущим ему изяществом проводил Томас, а Краб осуществлял всего лишь силовое прикрытие, и на большее не годился. Поэтому Томас сухо кивнул:
— Да, у меня сегодня еще много работы. Продолжим в другой раз. Только ты заранее предупреди, чтобы мой секретарь поставил тебя в мой рабочий график.
Этот ход Томаса явно озадачил Краба.
— Вообще-то… — не очень уверенно начал он, но телефонный звонок помешал ему закончить фразу.
— Томас Ребане, — небрежно подхватив трубку, бросил Томас.
— Говорит секретарь посольства России, — раздался в трубке мужской голос.
— Секретарь посольства России? — быстро переспросил Томас, чтобы зафиксировать в сознании Краба эту неожиданную и так кстати подвернувшуюся позицию. — Слушаю вас, господин секретарь.
— Могу я пригласить к телефону господина Пастухова?
— Господин секретарь, к сожалению, это невозможно.
— Его нет? Он вышел?
— Да, господин секретарь, вы совершенно правы.
— Вы сможете ему передать, чтобы он приехал в посольство, как только вернется? Срочно, в любое время.
— Да, господин секретарь, это я вам обещаю.
В мембране зазвучали гудки отбоя.
— Возможно, у меня будет время на следующей неделе. Мой секретарь свяжется с вами, — проговорил Томас и положил трубку. — И всем я зачем-то нужен. И все срочно, срочно. На чем мы остановились? Ах, да. Продолжим в другой раз. К тому времени, возможно, я буду иметь и другие предложения. Так что смогу сравнить их с твоим и дать тебе более определенный ответ.
— Может, закончим с этим сейчас? — спросил Краб. — Чтобы потом не начинать все с начала. Если у тебя найдется еще минут пятнадцать…
Томас изобразил некоторую задумчивость с оттенком недовольства и кивнул:
— Ладно, давай закончим.
— Я предлагаю вот что, — приступил к делу Краб. — Моя фирма берет на себя все расходы по твоим наследственным делам. Это большие бабки, Фитиль, очень большие. Мы вводим тебя в совет директоров и принимаем в акционеры. В сущности, ты становишься совладельцем компании. Твой взнос в уставный капитал — наследство твоего деда. За это получишь пятнадцать процентов акций.
— Пятнадцать процентов? — презрительно переспросил Томас. — А ты знаешь, во сколько оценивается мое наследство? От тридцати до пятидесяти миллионов долларов. Или даже до ста, в зависимости от конъюнктуры. На моей земле стоит целый микрорайон Вяйке-Ыйсмяэ! Таллинский телецентр! Даже загородный дом президента!
— Про сто забудь. Конъюнктура сейчас ни к черту. Реально — тридцать миллионов.
— Пусть тридцать. Мало?
— А налог на наследство? Знаешь, сколько он у тебя сожрет? Почти девяносто процентов! Так что если у тебя останется чистыми три лимона — это еще хорошо.