Руки Геракла
Шрифт:
В детстве мы с Энкидом оба кое-как освоили один-два чужеземных языка, и в невежестве своем я полагал, что мы теперь можем разговаривать с кем угодно в любой части мира.
Мы с Энкидом шли, размахивая руками, чтобы согреться, а мысли мои были заняты грядущими трудностями: я все думал, как одолеть вепря. Если тварь, на которую мы собирались охотиться, сравнима по силе и ярости с двумя чудовищами, которых я уже одолел, то поймать его живьем будет куда труднее, чем забить дубинкой насмерть.
Мой спутник думал о том же.
– Гер, мы так и не знаем, на что похож этот вепрь.
– Верно. Но это не
Гермес и вправду не дал нам никакого описания вепря. Однако я видел более-менее привычных домашних и диких свиней, так что, мне казалось, узнаю тварь без труда. Конечно, я мог представить себе ужасные клыки, но я не думал, что они могут мне повредить – ведь даже зубы гидры оставили на мне лишь слабые царапины. Может быть, думал я, я оглушу вепря палицей или ударом кулака, если верно рассчитаю силы.
Я был уверен, что существо в плаще, встретившее меня в болотах, было божеством. Но почему-то, вновь и вновь воскрешая в памяти эту встречу, я уже не был полностью уверен в том, что нашим гостем был именно Гермес. И еще я не мог понять, почему Гермес – если только это был Гермес – так настаивал на том, чтобы вепрь не был убит.
Мы с Энкидом шагали вперед, обдумывая все это и то, что было с вепрем связано, заодно размышляя о характере кентавров и мало обращая внимания на окружающее, когда вдруг перед нами вырос огромный, тяжело вооруженный мужчина. Он внезапно шагнул нам навстречу из-за дерева и встал, преграждая нам путь.
Поначалу на лице его была злобная усмешка, но поскольку мы просто стояли, она перетекла в щербатую улыбку. Наверное, ему было лет тридцать, хотя судить об его истинном возрасте было трудно. Он был одет в кожаные штаны и рубаху, а также в кожаные башмаки. Его рыжие волосы были заплетены на висках в тоненькие косички, в ушах были большие серьги, а его лицо и руки, обнаженные, несмотря на холод, были покрыты татуировкой и ритуальными шрамами. Его бочкообразный торс был весь опутан ремнями с ножнами, из которых торчали, как иглы у кактуса, острия и клинки.
Со слабым разочарованием я увидел, что в нем нет ничего от кентавра, хотя на первый взгляд он был не меньше лошади. Наверняка разбойник, подумал я. Хорошо, что нам повезло пока не напороться ни на одного из его сотоварищей по ремеслу. Каким-то образом мне хватило ума быстро оглядеться по сторонам, и меня как-то удивило, что у него нет шайки. Одинокому грабителю приходится туго, подумал я, ведь его предполагаемые жертвы обычно поодиночке не ходят. Но, возможно, этот грабил только одиноких путников или слабые на вид пары – вроде нашей. При мне, естественно, была моя новая палица, но я знал, что она была слишком большой и неуклюжей, чтобы казаться серьезной угрозой в руках такого ничем с виду не выдающегося человека, как я.
А гигант уткнул руки в боки и с удовлетворением окинул нас взглядом, словно мы были два гриба, которые остается только взять и съесть.
– Доброго вам утра, парни, – голос нашего нового знакомого был мощным и глубоким, но он хорошо им владел. И звучал он так, словно он и вправду рад нас видеть.
– Привет и тебе, господин, – ответил я. Сейчас, оглядываясь в прошлое, мне кажется, что мой разум был тогда слишком занят кентаврами и вепрем. Я все оглядывался, ожидая, что сейчас из засады выскочит еще с полдюжины сотоварищей этого громилы. Но мы оставались втроем, так что я снова повернулся к нему. – Не знаешь ли ты, где нам найти кентавров? – спросил я на всякий случай.
Казалось, что тот не расслышал моего вопроса.
– Меня зовут Завр, – заявил он и замолчал, ожидая нашего ответа. Но его не последовало, и он, нахмурившись, продолжал: – Вы оба замерзли. Идемте-ка ко мне в пещеру, там хорошо и тепло. У меня есть кой-какая теплая одежонка на вас.
Слова-то были гостеприимны, но голос выдавал его. Мы с Энкидом обменялись взглядами, и он еле заметно пожал плечами. Пока я был рядом, он боялся не больше, чем я, а в глазах его зажегся огонек предвкушения опасных приключений. Я снова посмотрел на разбойника, у которого вид был уже не столь довольный. Я подумал, что мы не выказали ни беспечной доверчивости, ни полнейшего страха, и это озадачило его, пробудив некоторое беспокойство.
– А где твоя пещера, господин? – вежливо спросил я.
Словно не желая уступить в вежливости, Завр показал головой и шагнул в сторону, чтобы пропустить нас вперед. За деревом, у которого он скрывался, начиналась едва заметная тропка, уводившая в заросли. Я повернулся к нему спиной и пошел вперед, не останавливаясь, чтобы обдумать возможный выбор.
Конечно же, я позаботился о том, чтобы Энкид шел впереди меня – он сразу же сам бросился вперед, чтобы между ним и громилой оказался я. Моя палица лежала, как обычно, на правом плече. Если Завр, который сейчас шел позади меня, попытается ее у меня отнять или, что вернее, убить меня одним из своих клинков или дротиков… ну, его ожидает сюрприз. Но я все еще не был полностью уверен в том, что он собирается причинить нам зло. Хотел бы – давно убил бы, ведь ему плевать на такое неуклюжее оружие, да еще в руках такого сопляка, как я.
– Издалека, ребята? – весело спросил он сзади своим густым басом. – Где ваш дом?
Я слегка повернул голову, чтобы ответить ему.
– Из Кадмеи, господин. Спасибо за беспокойство.
Он не ответил, и я подумал, что он вряд ли вообще когда-нибудь слышал о Кадмее.
Мы не прошли и сотни ярдов по тропе, когда перед нами вдруг возникла пещера – темный овальный вход в известковой стене, прикрытый занавесью из шкур крупных животных. Завр подошел отодвинуть занавесь, и мгновением позже мы оказались внутри. Я оставил палицу снаружи, поскольку вряд ли в маленькой пещере будет достаточно места, чтобы размахнуться.
Сквозь трещины в камне в пещеру проникало достаточно дневного света. Тут было на удивление тепло, просторно и уютно, но, несмотря на потребность в отдыхе, мне было трудно расслабиться, поскольку наверху, по неровным выступам стены, изысканным бордюром шел узор из человеческих черепов и костей.
В дальнем углу пещеры, приятно потрескивая, горел костерок. Дыра в камне над ним служила естественным дымоходом, а естественное углубление в каменном полу пещеры было очагом. На плоском камне у очага стоял накрытый горшок, источая дразнящий аромат. Не будь тут таких зловещих украшений, местечко это было бы по-настоящему приятным. Пол почти весь был покрыт ковром, до неприличия красивым.