Шрифт:
Руки мои, не опуститесь…
Ангеле Божий, хранителю мой святый,
живот мой соблюди во страсе Христа Бога,
ум мой утверди во истиннем пути,
и к любви горней уязви душу мою,
да тобою направляем, получу от
Христа Бога велию милость.
(«Канон
I
«Просто пытка какая-то», – напрягая в который раз остатки разума, Екатерина, борясь с собой, собиралась на очередной визит к главному врачу престижной городской больницы устраиваться на работу. Надо изо всех сил где-то начинать свою врачебную деятельность. Сынок подрос и успешно, как по волшебству, получилось отправить его в ясли-сад, которые расположились практически рядом с домом. У мужа на работе тоже складывалось более-менее все удачно, то есть все были при деле, кроме, конечно же, опять ее, Катьки.
«Господи, как же не хочется идти в эту больницу! Опять фальшивые улыбки, подозрительные взгляды, не доброжелательные лица врачей. Все! Хватить ныть. Надо хотя бы пристроиться на время (какое идиотское слово – «пристроиться»), а потом что-нибудь присмотрю посерьезнее». – Она заставляла замолчать ноющее сердце, ударяя разумом по нему еще и еще раз, но сердце отказывалось воспринимать происходящее вокруг. Оно отказывалось опять входить в кабинет главного врача, где большими жирными черными буквами, модным на то время компьютерным шрифтом было приклеено на стене изречение ровненько над головой руководителя:
«Входи тихо.
Проси мало.
Уходи быстро».
Сердце бастовало, оно не хотело работать под руководством этой надписи. Да и работу предлагали одну и ту же: врач физиотерапевтического кабинета. Устроиться врачом, имея городской медицинский институт на 1996 год, да еще и после развала страны Советов без так называемого блата было невозможно. Конечно, это была не единственная больница в городе, но Сашин и Катькин «блат» вел только туда, и других путей для них не было.
***
– Вы ко мне? Давайте быстренько, не задерживайте меня. Вы от Петра Семеновича? – Скороговоркой выплевывая слова, пронеслась мимо смирно сидящей в приемной Катьки грузная женщина с грозным взглядом. Это была главный врач – Якимова Елена Мстиславовна – хозяйка надписи в кабинете. Екатерина, молча, зашла следом и глазами уперлась в зловещее изречение.
– Ну что, надумали? А то у меня уже два человека на это место просятся! – Надпись на стене смеялась в лицо Катьке. Она переломила взгляд и обратилась к взъерошенной и вечно куда-то опаздывающей «царице больницы».
– Елена Мстиславовна, пожалуйста, посмотрите еще что-нибудь. Это очень легко для меня. Я не с этой профессии хочу начать врачебную карьеру. Я могу и переспециализироваться – невролог, эндокринолог, кардиолог – хотелось бы что-то более значительное и интересное. Я буду работать с двойной нагрузкой, но только что-нибудь из узких специальностей.
– Да у меня таких пруд пруди. Что вы мне голову морочите? Нет вакансий. Я итак навстречу вам иду, а ей еще не нравится. Только из уважения к Петру Семеновичу. Соглашаетесь или нет? – Она нервно посмотрела на часы. – Мне уже надо быть на медсовете. Ну?
– Извините
– Конечно, милочка, дерзайте! Удачи вам, – радостно-сокрушающимся тоном отчеканила Елена Мстиславовна. – Только время зря потратила, – с жалостью воскликнула она, когда за Катькой закрылась дверь.
«Ну и пусть! Я все равно не смогу подстроиться. И что это еще такое? Для кого-то физиотерапия и может быть пределом мечтаний, но только не для меня. Вокруг такие просторы!» – Екатерина шагала по направлению к дому, мысли не оставляли ее: «Я хочу большего, и я знаю, что у меня получится. Я должна найти занятие по душе. Сначала надо выбрать другую больницу. Мне всегда нравилась первая городская, и учиться там было приятнее, и атмосфера живая, и фальши не чувствовала там никогда. Старая она только, больше ста лет, и считается среди студентов не престижной. Ну, так будем делать престижной, на то мы и молодые кадры! Так, решено: цель – первая больница». – Катька расправила ссутулившиеся плечи и с улыбкой залетела в подъезд своего дома.
Первая – то первая, но там ее никто не ждет. А таких, как она, «пруд пруди», по словам Якимовой.
II
– Я знакома с главным врачом первой городской. Очень хорошо ее знаю, даже несколько раз за одним столом сидели на пьянках-гулянках в день медика, – чеканила в телефонную трубу ошалевшей Екатерине уже сложившаяся в городское светило как психотерапевт подружка Алка (никогда неумолкающая и всезнающая птица-говорун). Время после окончания института разделило, разбросало, изменило многое в их жизни, но привязанность и дружеские, практически до любви друг к другу отношения только укрепило. Встречались реже, но телефон – спасение. Долго на приветственные лобызания время не тратили, а конкретно по делу, чем помочь, быстро приехать – сколько угодно.
– Ну, так вот. Ее зовут Шапкина Ольга Ивановна, – продолжала Алка. – Я ей звоню, она тебя принимает. Обговариваете, что к чему. И не будь идиоткой. Сиди смирно и со всем соглашайся. Я сама ее предупрежу, что ты девушка непростая.
– Что значит непростая? – успела вставить Катя.
– То, что тебе только поле показать и дать мотыгу в руки. И главное быстро успеть отбежать, чтобы не задела в порыве своего «трудолюбия», – хохотнула она, намекая на яркие стройотрядовские рабочие эпизоды, которые ничем уже из памяти не выжечь. – Я тебя, подруга, на всю жизнь запомнила, – продолжала она хохотать в трубку. Катька тоже улыбнулась, но как-то грустно стало, совсем мало времени прошло с институтских пор, а кажется, как будто целая жизнь пролетела.
– Ладно, хватить ржать, как конь на пастбище, – перебила ее Катька. – Буду ждать твоего звонка. Замуж уже скоро будешь выходить? – Вопрос не застал врасплох. Армянская диаспора тщательно подыскивала умнице и красавице с высшим медицинским образованием и большими перспективами подходящего мужа. Ее полнота никого не смущала, она (полнота) была Алкиной, то есть все, что в ней было ЕЕ – будоражило и восхищало. А сама Алла Альбертовна была всеобъемлющей любимицей публики, причем разношерстной, и умела собирать такие огромные компании, что не было видно горизонта, и успевать всех и все расставить по своим местам, да и еще и главенствовать над всем сборищем.