Рукопашная с купидоном
Шрифт:
— Можно зайти в сеть и познакомиться, — тут же предложил Корнеев. — Существуют и мемуары убийц, и серьезные психологические труды, и еще много всякого разного.
— У нас времени нет, — отрезала Лайма. — Бондопаддхаю скоро улетать в Дели. Осталось всего ничего. Если ты погрязнешь в мемуарах, он не попадет на родину. И наша миссия провалится.
Протянула руку, взяла листок бумаги, достала из пластмассового стаканчика желтый маркер — не иначе, здесь кабинет какой-нибудь местной шишки! — и закрасила все белое поле. Потом черной ручкой нарисовала
— Судя по всему, вот так выглядят эти самые шарфики. Сделаны они из легкой, скорее всего шелковой ткани.
— Их могут продавать на любом вещевом рынке, — подхватил Корнеев. — Турецкая или вьетнамская продукция, никем не контролируемая. Узнать, откуда они взялись, просто невозможно.
— Единственное мы знаем точно: шарфики подарены убийцей, — согласился Медведь. — Ника из гостиницы никуда не выходила до тех пор, пока не села в автомобиль.
Медведь пытался представить себе, как все происходило. Как Ника походкой модели проследовала через гостиничный холл, улыбнулась швейцару и, семеня на высоких каблуках, заторопилась к ожидающему ее автомобилю. Тем временем воображение Корнеева работало в другом направлении.
— А что, если обе женщины получили эти шарфики по почте? — вслух подумал он. — А преступник познакомился с жертвами через Интернет?
— Исключено, — отрезала Лайма. — У Сони не было компьютера. Она вообще не умела им пользоваться.
— Не может быть, — пробормотал потрясенный Корнеев. — Бедная женщина…
Из цеха тем временем донеслось до них женское улюлюканье, сменившееся бурными, даже можно сказать, яростными аплодисментами. Потом снова все стихло — вероятно, Бондопаддхай продолжал показывать класс.
— Давай сосредоточимся на твоей подруге, — предложил Медведь. — Допустим, она действительно встречалась с этим, как его? С Возницыным. Ему не хотелось брать на себя заботы о ребенке, и он ее убил.
— Мог бы просто послать подальше, — высказался Корнеев. — Делов-то.
— Но он же маньяк, — напомнил Медведь. — У него крыша с креном. Решил, что убьет — и точка. Задушит шарфиком.
— Ну? — Корнеев лениво тыкал пальцами в клавиши компьютера.
— Что — ну? Назначил встречу, накинул на шею шарфик и убил. Тело закопал в лесу.
— А при чем тогда тут Ника Елецкова? — робко спросила Лайма.
— Попалась под горячую руку, — не растерялся Медведь. — После того, как ты встретилась с Возницыным и он сообразил, что ты знаешь о том, что ребенок его, он решил убить и тебя тоже. Стал за тобой следить.
— Господи, спаси и помилуй!
— Сел тебе на хвост и доехал до аэропорта. А там понял, что тебя не достать, ты все время с нами. И уедешь наверняка не одна. Но он уже завелся! И тут ему под руку попадается Ника Елецкова. Он с ней случайно знакомится. И понимает, что она очень похожа на Соню. Маленький ребенок, то-се. Говорит — давайте встретимся завтра. Где я вас найду? В условленный час подъезжает к гостинице, надевает Нике на шею шарфик и везет в лес.
— Ловко, — признал
— Кроме того, у Возницына нет белого автомобиля с тонированными стеклами, — подхватила Лайма.
— Откуда ты знаешь? Может, вторая машина у него в гараже спрятана?
Лайма и в самом деле не знала, но решила, что милиция обязательно должна была проверить гаражи всех Сониных знакомых.
— Минутку, может быть, это глупо, — сказала она. — Но вот что я вдруг вспомнила… Соня, когда мы встречались с ней в пятницу, была очень сильно надушена. Запах был убийственный, я чуть не задохнулась. Но ей очень нравилось. И Ника Елецкова тоже душилась чрезмерно. В аэропорту я это сразу почувствовала.
— Отсюда вывод, — сказал Корнеев. — Маньяку не нравится, когда матери-одиночки сильно душатся. И он истребляет их почем зря.
— Погодите-погодите, — остановил их Медведь. — А мы ведь кое о ком забыли.
— О ком? — хором спросили Корнеев с Лаймой.
— Ну как же? А тип с коробкой в огнедышащих кроссовках? Чертов поклонник. Который выследил Лайму и приперся в аэропорт?
Корнеев немедленно хлопнул себя ладонью по лбу:
— Я же думал про него? А потом снова выпустил из виду.
— Агашкин? Роберт? — подскочила Лайма. — Но это просто смешно! Да он же безвреден, как маленький жучок!
— В нем килограммов восемьдесят, — не согласился Корнеев. — С таким жучком не так-то просто сладить. Может, он не жучок, а жук? Ты хорошо его знаешь?
— Да я… — задохнулась Лайма. — Да он… Да мы вместе в казаков-разбойников играли! С уроков сбегали! Да вы что? Агашкин — маньяк! Нет, он, конечно, со странностями, но…
— Мы не можем его игнорировать, — перебил ее Медведь. — И вот что я предлагаю. Жека поедет вместе с Бондопаддхаем и Романом на следующее выступление, а мы с тобой отправимся к Агашкину и вывернем его наизнанку. Все согласны?
— Я согласен, — кивнул Корнеев. — Только с одной оговоркой. Это ты поедешь с Бондопаддхаем, а я отправлюсь о Лаймой и всех, кого следует, выверну наизнанку.
— Почему это? — тупо спросил Медведь.
Корнеев бросил на него суровый, очень мужской взгляд и ответил:
— Ты знаешь, почему.
Лайма, витавшая в облаках, положила закрашенный под «желтый шарф» листочек в свою записную книжку и спросила:
— Ну так что? Звонить Агашкину?
— Зачем ему звонить? — сквозь зубы спросил Медведь.
Он капитулировал сразу, и Корнеев по этому поводу укоризненно сложил руки на груди, как строгий отец, поймавший отпрыска на лестнице с сигаретой.
— А как же иначе мы узнаем, где он сейчас находится? — удивилась Лайма. — Агашкин такой моторный, дома редко сидит.
Однако, вопреки ее словам, объект как раз был дома. Услышав Лайму, он так разволновался, что ей даже пришлось отставить телефон подальше от уха, чтобы он не прокричал ей голову насквозь.
— Лаймочка! Я счастлив, просто счастлив! Я тебе понадобился? Понадобился!