Рукопашная с купидоном
Шрифт:
— Ребята! Атас!
И все равно — Фил успел бы выстрелить. Ему и нужно было сделать-то всего несколько шагов. Но тут, откуда ни возьмись, ему навстречу выскочил какой-то странный тип с перекошенным лицом. С криком: «Получи!» — он рванул «молнию» жилетки. На груди у него сидело какое-то чудовище с красными глазами. Почуяв волю, оно сгруппировалось и прыгнуло прямо на Фила, ударив его в солнечное сплетение. Рука, которая метнулась за оружием, застыла на взлете и похолодела. Фил медленно опустил глаза. Чудовище алчно тыкалось ему в грудь, собираясь, вероятно, загрызть
Когда Медведь, Корнеев и Лайма подбежали к несостоявшемуся убийце, он уже был неопасен. Врачи подъехавшей через некоторое время «Скорой» констатировали инфаркт. Лайма от напряжения разрыдалась, а Агашкин все сражался со своим нагрудником, в тщетных попытках засунуть обезьянью башку обратно. В суматохе Дубняк исчез. Когда члены группы "У" спохватились, было уже поздно. Они принялись названивать ему по секретному номеру, но телефон не отвечал. Группа "У" осталась по этому поводу в некотором недоумении.
Решено было как можно скорее устроить большой совет, но тут Лайме позвонила Люба Жукова. Люба рыдала и не могла связать двух слов.
— Да что случилось?! — закричала Лайма, испугавшись до колик. — Говори сейчас же!
— Петю… Петеньку… Украли-и-и!!!
— Как украли? Кто?! Да подожди, не реви. Может, это Возницын? Он все знает про Петьку, он запросто мог…
— Возницын тут, рвет на себе волосы-ы-ы! — продолжала стонать Люба. — Что делать, что делать? Пришли сюда хотя бы своего Болотова!
Лайма принялась звонить Болотову, но он оказался недоступен. Это «недоступен» нередко сводило Лайму с ума. Как так — недоступен? Он нужен ей как воздух! Она стала звонить их общим знакомым, и кто-то из них высказал предположение, что Болотов мог отправиться на дачу.
— Он сказал, что ты сегодня не ночуешь дома, и решил подышать свежим воздухом.
Лайма никогда в жизни не была у Болотова на даче. Дача принадлежала ему и его сестре Рае. Они ее не делили, а выезжали за город все вместе или по очереди. Лайма не представляла, как это она явится туда, а там сестра Алексея, ее муж, их дети… А когда их там нет, остаются их комнаты, вещи… Неудобно. Вот когда они поженятся…
Кажется, Болотов говорил, что на даче есть телефон. Но номера этого телефона Лайма не знала. Подсказать его могла бы сестра Алексея, но Лайма не знала и ее номера тоже. Зато ей было известно, где сестра живет. Однажды они заезжали туда — завозили вещи из прачечной, которые Рая просила брата забрать.
— Мальчики! — обратилась Лайма к Медведю и Корнееву жалобным голосом. — Беда приключилась. Ребенка Сони Кисличенко украли. Мне надо ехать.
— Тебе надо поспать, — отрезал Медведь. — Куда ты собираешься мчаться?
— Мне надо в Отрадное.
— Тю-ю! Это знаешь, сколько трястись? Давай так. Я тебя повезу, а ты пока подремлешь.
Лайма согласилась, хотя спать совершенно не хотела — адреналин! Корнеев пообещал найти для индусов хорошее убежище. Они договорились, как будут связываться друг с другом, и разъехались.
Как
Она действительно задремала и проснулась от толчка. Медведь с сожалением констатировал, что они приехали. Лайма энергично растерла лицо руками и полезла из машины.
— Я здесь побуду, — пообещал он. — Дождемся, когда Жека позвонит и скажет, куда нам ехать.
Лайма кивнула и на прощание махнула ему рукой. Медведь махнул в ответ, оторвав на секунду свою громадную лапу от руля.
Рая жила в девятиэтажке с крохотным двориком. Во дворике были разбиты клумбы, а в палисадниках росла сирень. Зелень казалась чахлой и пыльной. Она жаждала дождя, а его все не было. Лайма тоже жаждала дождя. Ей хотелось встать под гигантскую небесную лейку и промокнуть с ног до головы. Вместе с водой в землю уйдет вся грязь, вся боль, которые так мучают ее. Возможно, тогда черная полоса в ее жизни завершится и начнется белая — прекрасная и удивительная.
Рая открыла дверь и растерянно сказала:
— А Алеши у нас нет… Он по делам уехал.
— По делам? — Лайма не смогла скрыть своего разочарования. — А я думала — он на даче. Мне сказали, он хотел туда поехать…
Рая была красивой женщиной с печальными глазами. Она казалась тихой и слегка пришибленной. Хотя с такой выигрышной внешностью могла бы выглядеть броско. Лайма полагала, что красивые женщины по определению не могут быть пришибленными. Однако поди ж ты…
Внезапное появление Лаймы сестру Болотова явно расстроило: она постоянно вытирала руки о передник и не приглашала ее в комнату, так и держала в коридоре.
— Телефон на даче? — переспросила она. — Да, там есть телефон. Я вам сейчас номер скажу.
Лайма полезла в сумочку, достала записную книжку, и тут из нее вылетела бумажка, которую она недавно разрисовала фломастером под «желтый шарф». Яркая бумажка резанула взгляд и спланировала прямо Рае под ноги. Она наклонилась и подняла ее. И спросила:
— Что это у вас такое.., смешное?
— Так, — Лайма пожала плечами. — Это я изображала. Узорчик на ткани.
— Надо же. Бывает же такое.
— Что бывает? — насторожилась Лайма.
У нее внезапно засосало под ложечкой. Как будто предстояло сдавать экзамен, а она всю ночь просидела над билетами, и голова чугунная, и в желудке тянущая пустота.
— У моей мачехи было такое платье. Ну в точности такое. Оно у нас на даче висит в шкафу. Алексей отчего-то не хочет его выбрасывать.
— Платье вашей мачехи? — шепотом повторила Лайма. — Нет. Не может быть.
— Я ее почти не знала, потому что меня после маминой смерти сразу отправили к бабушке в Смоленск. А Алеша остался с отцом и с мачехой. Они, кстати, отлично ладили. Он ее очень любил и, когда мачеха с отцом погибли, горевал сильно.