Рукопись, найденная в Сарагосе
Шрифт:
Детей я застала здоровыми и веселыми. Я оставила при себе женщину, ходившую за ними, а сверх того один слуга да один батрак составили весь мой штат. Так я жила не богато и не бедно. Мое происхождение и прежняя должность мужа придавали мне вес в городке, и каждый старался услужить мне, чем только мог. Так прошло шесть лет – если б только я никогда в жизни не ведала более несчастных!
Как-то раз ко мне пришел алькальд нашего городка. Ему было хорошо известно о том своеобразном предложении, которое сделал нам дон Санчо. Держа в руке номер мадридской газеты, он сказал:
– Позволь мне, сеньора, поздравить тебя с прекрасной партией, ожидающей твою племянницу. Прочти вот это сообщение:
«Дон Санчо
– Благодарение небу, – ответила я алькальду. – У Эльвиры будет если не муж, то хоть опекун. Только б ему благополучно возвратиться с островов, стать вице-королем Мексики и помочь нам вернуть наше имущество.
Через четыре года желания мои исполнились. Граф де Пенья Велес получил должность вице-короля, и тогда я написала ему письмо, ходатайствуя за племянницу. Он ответил, что я к нему жестоко несправедлива, если думаю, будто он может забыть о дочери божественной Эльвиры, и что он не только не повинен в подобной забывчивости, но, наоборот, уже предпринял необходимые шаги в мексиканском трибунале; процесс продлится долго, но он не может повлиять в сторону ускорения, так как хочет жениться на моей племяннице, и ему нельзя в своих собственных интересах нарушать заведенные в суде порядки. Я увидела, что дон Санчо не отказался от своего намеренья.
Вскоре после этого банкир из Кадиса прислал мне тысячу золотых, по восемь пистолей каждый, отказываясь сообщить, от кого эта сумма. Я догадалась, что это – любезность вице-короля, но из деликатности не хотела принимать, ни даже трогать эти деньги и попросила банкира поместить их в банке Асьенто.
Я старалась хранить все эти события в строжайшей тайне, но так как нет такой вещи, которой люди не обнаружили бы, в Вильяке узнали о видах вице-короля на мою племянницу, и с тех пор ее не звали иначе, как «маленькая вице-королева». Эльвире было тогда одиннадцать лет; другой девочке подобные мечты совсем вскружили бы голову, но ее сердце и мысли были чужды всякого легкомыслия. На беду, я слишком поздно заметила, что она с детских лет научилась произносить слова любви, а предметом этих преждевременных чувств был ее маленький двоюродный брат Лонсето. Часто думала я о том, что надо бы их разлучить, но не знала, что делать с моим сыном. Я выговаривала племяннице, но добилась только того, что она стала передо мной скрытничать.
Ты знаешь, сеньора, что в провинции все развлечения состоят в одном только чтении романов или повестей да в мелодекламации романсов под аккомпанемент гитары. У нас в Вильяке было томов двадцать этой изящной литературы, и мы одалживали их друг другу. Я запретила Эльвире брать какую бы то ни было из этих книг в руки, но прежде чем я подумала о запрете, она уже знала их наизусть.
Удивительно, что мой маленький Лонсето имел тоже романтический склад души. Оба прекрасно друг друга понимали и таились от меня, что им было совсем нетрудно, так как в этих делах матери и тетки, как известно, столь же близоруки, как и мужья. Однако я проникла в их тайну и хотела поместить Эльвиру в монастырь, но у меня не хватило на это денег. Так-или иначе, я не сделала того, что должна была сделать, и девочка не только не обрадовалась ожидающему ее титулу вице-королевы, но вообразила себя несчастной любовницей, жертвой злой судьбы, обреченной на страдания. Она поделилась этими замечательными мыслями с двоюродным братом, и оба решили защищать свои святые права на любовь от жестокого приговора провиденья. Это длилось три года – и в такой тайне, что я ни о чем не подозревала.
Однажды я застала их в нашем птичнике, в самых трагических позах. Эльвира лежала на клетке для цыплят, держа в руках платок и заливаясь слезами; Лонсето, стоя около нее на коленях, тоже плакал навзрыд. Я спросила, что они тут делают. Они ответили, что разыгрывают сцену из романа «Фуэн де Росас и Линда Мора» [26] .
Тут я все поняла, увидев, что под всей этой комедией бьет пламя настоящей любви. Я сделала вид, будто ничего не замечаю, а сама поспешила к нашему приходскому священнику, чтоб посоветоваться с ним, как быть. Священник, на минуту задумавшись, сказал, что напишет одному из своих друзей, духовной особе, который сможет взять Лонсето к себе, а пока велел мне заказать молебен Пречистой Деве и хорошенько запирать дверь в спальню Эльвиры.
26
Linda mora (исп.) – прекрасная мавританка
Я поблагодарила его за совет, стала заказывать молебны Пречистой Деве и запирать дверь в спальню Эльвиры, но, к несчастью, не подумала об окне. Однажды ночью я услыхала шорох в комнате племянницы. Я неожиданно отворила дверь и увидела ее лежащей в постели с Лонсето. Оба вскочили с постели в одних рубашках и, упав в ноги, сказали, что поженились.
– Кто же вас венчал? – воскликнула я. – Какой священник позволил себе такую подлость?
– Прости, сеньора, – важно ответил Лонсето, – никакой священник в этом деле не участвовал. Мы обвенчались под большим каштаном. Бог природы принял наши клятвы, румяная заря нас благословила. Свидетелями нашими были пташки, распевающие от радости при виде нашего счастья. Так восхитительная Линда Моро стала женой храброго Фуэна де Росас… Да, все это напечатано.
– Ах, несчастные дети! – воскликнула я. – Вы не соединены святым союзом и никогда не будете соединены им. Разве ты не знаешь, бездельник, что Эльвира – твоя двоюродная сестра?
Я была в таком отчаянье, что даже не имела сил бранить их. Велела Лонсето выйти из комнаты, а сама бросилась на постель Эльвиры и облила ее горькими слезами.
Произнеся последние слова, старый цыган вспомнил, что должен уладить одно важное дело, и попросил разрешенья покинуть нас. Когда он ушел, Ревекка сказала мне:
– Эти дети очень меня интересуют. Любовь показалась мне восхитительной в облике мулата Танзаи и Зулейки, но, наверно, была еще гораздо прелестней, одушевляя прекрасного Лонсето и очаровательную Эльвиру. Это было изваяние Амура и Психеи.
– Удачное сравнение, – ответил я. – Ручаюсь, что ты скоро добьешься таких же успехов в науке, которую воспел Овидий, как в своих занятиях по книгам Еноха и «Атласу».
– Думаю, – заметила Ревекка, – что наука, о которой ты говоришь, гораздо опасней тех, которыми я до сих пор занималась, и что в любви, как и в каббале, есть своя колдовская сторона.
– Что касается каббалы, – сказал Бен-Мамун, – то могу вам сообщить, что этой ночью Вечный Жид перешел через горы Армении и быстро приближается к нам.
Вся эта магия до того мне надоела, что я не слушал, когда о ней заходил разговор. Поэтому я отправился на охоту. И вернулся только к ужину. Старый цыган куда-то ушел, и я сел за стол с его дочерьми. Каббалист и его сестра совсем не показывались. Это уединение с двумя молодыми девушками немного смущало меня. Однако мне казалось, что это не они, а мои родственницы оказывали мне честь своими посещениями в шатре, но кем были эти родственницы – дьяволами или обыкновенными женщинами, в этом я никак не мог дать себе отчета.