Рукопись Платона
Шрифт:
— Курам на смех, — возразил Хрунов. — Впрочем, на безрыбье... Так вот, майн герр, я хочу получить эту сумму независимо от результатов наших поисков. И, если можно, деньги вперед.
Немец задумался.
— Ваше условие несправедливо, — сказал он, пожав плечами, — но выбирать не приходится. Я согласен. Извольте, можете пересчитать.
С этими словами он вынул из внутреннего кармана сюртука и положил на стол перед Хруновым туго набитый бумажник, внутри которого виднелась толстая стопка банковских билетов.
Хрунов остолбенел.
— Черт вас возьми, — сказал он, — вы что, смерти не боитесь? Вы ходили с этим по улицам? Вы, черт бы вас побрал, сидели с этим в притоне, где вас отыскал мой помощник?
— Все в руках Господа, — смиренно сказал Хесс. — Мертвому деньги ни к чему, а живой я
— Тоже верно, — согласился Хрунов и, смерив немца испытующим взглядом, принялся считать деньги. — Что ж, этот вопрос можно считать закрытым, — продолжал он, убирая бумажник к себе за пазуху. — Теперь извольте объяснить, что связывает вас с княжной Вязмитиновой. Да не вздумайте врать! Я хорошо ее знаю и сразу замечу ложь.
— Вы друг ей? — уточнил Хесс.
— Скорее, наоборот.
— В таком случае все упрощается, — сказал немец и подробно изложил слушателям историю своих отношений с княжной Вязмитиновой.
Во время его рассказа заскучавший Ерема откровенно зевал и тер кулаками глаза, как усталый младенец, а Хрунов, напротив, слушал с пристальным вниманием, изредка помогая рассказчику наводящими вопросами.
— Все-таки вы редкостный болван, — подытожил он, когда немец закончил говорить. — Да что с вас взять, с иноземца... Не стоит обижаться на мои слова, майн герр, поскольку это чистая правда. Я знаю, что говорю, поскольку некогда сам был на вашем месте и тоже думал, что вожу княжну за нос, в то время как мой собственный нос был давно ущемлен меж ее нежных пальчиков. У нее не женский ум, майн герр, и железная хватка. Судя по вашему рассказу, она вас давно раскусила, только до сих пор не поняла, какого черта вам тут надобно. А как только поймет, тут вам и крышка. А вы еще были так неосторожны, что тайком ушли из дому... Теперь эта ведьма не угомонится, пока не выведет вас на чистую воду, так что мой вам совет: к княжне больше ни ногой. Плюньте на свой багаж, пусть она думает что угодно: что вы бежали, что вас зарезали... что угодно!
— Вы серьезно? — спросил немец и по лицу Хрунова понял, что никакими шутками здесь даже и не пахнет. — Майн готт, что же делать?
— Я же говорю, держаться подальше от княжны. Ну, не вешайте носа, майн герр! Если вы наверняка знаете, где лежит мое золото и ваша книга, с этим делом можно покончить уже сегодня. А потом ищи свищи! Насчет обратного пути, подорожных, границы и прочего вздора не беспокойтесь. Мы пойдем вместе: вы, я, мое золото, ваша книга и кое-кто из моих людей, потому что должен же кто-то тащить все эти сундуки! Все, довольно трепать языком. Уже начало восьмого, черт бы его побрал. Ерема, немедля собери людей и дуйте в кремль. Да осторожнее, черти! Конечно, вся городская полиция вкупе с драгунами и егерями княжны рыщет по лесам, разыскивая нас, однако не следует лишний раз испытывать судьбу.
Ерема кивнул и исчез.
— Вас ищут егеря княжны? — удивился Хесс. — Так нападение на мосту — ваших рук дело?
— Будто вы не поняли, — поморщился Хрунов. — Вы заметили, что у вашего спасителя недостает уха? Как вы думаете, кто его отстрелил?
— Майн готт! Что за варварский край!
— Истинная правда, но вы еще не знаете, каким варварским он может быть... Что ж, майн герр, встретимся через час в кремле. В течение этого часа можете делать все, что взбредет вам в голову, но, умоляю, не показывайтесь на глаза княжне! Ни за что, ни под каким предлогом! Лучше всего плотно позавтракайте прямо здесь, это сравнительно приличное место, а потом ступайте прямиком в крепость и ждите меня там. И не улыбайтесь, сударь! Из-за своей беспечности вы висите на волоске, а вместе с вами и я. Если вас арестуют, имейте в виду: я достану вас за любыми решетками и замками, и тогда вы пожалеете, что родились на свет. Ферштейн зи?
— О йа, — с понимающим видом кивнул немец.
— Вот и ладушки, — сказал Хрунов. — А насчет княжны не беспокойтесь. После того как дело будет сделано, она свое получит. Я вернулся в эти края только ради нее и не уйду отсюда, пока не расплачусь со всеми долгами.
С этими словами он встал, коротко поклонился немцу и, спрятав пистолет под полой венгерки, вышел из кабинета.
Направляясь
Вообразив себе все это, княжна поморщилась, как от зубной боли, но делать было нечего: выбирая между чистотой репутации и желанием узнать правду, так или иначе приходится идти на жертвы.
Увы, княжна даже не подозревала, что поджидавшие ее неприятности были много крупнее тех, которые она себе нафантазировала. Вскоре выяснилось, что ее утренние приключения, едва не стоившие ей жизни, были просто цветочками; ягодки же к этому часу уже поспели и дожидались ее дома.
Приблизившись к своему дому, Мария Андреевна издалека увидела одну из упомянутых ягодок. Ягодку эту трудно было не заметить, ибо она представляла собою драгуна, сидевшего верхом на рослой гнедой лошади прямо перед калиткою. Лоснящийся конский круп надежно перегораживал вход во двор; взятая наголо сабля, отражая лучи утреннего солнца, сверкала так, что на нее было больно глядеть. Солнце горело и на медном налобнике хвостатой каски, на пуговицах, на пряжках лошадиной упряжи, голенищах драгунских сапог и даже на длинных стальных шпорах — словом, везде, так что драгун весь сверкал и переливался, как мифический дракон, от коего он и получил свое название.
Подле драгуна стояла запряженная парой вороных лаковая коляска с откинутым верхом. На козлах, скучая, сидел кучер в солдатском мундире. Из его густых, заметно подпаленных усов торчала короткая глиняная носогрейка, из которой ленивыми голубоватыми клубами поднимался дымок.
Княжна разглядела все эти тревожные подробности в мгновение ока и сразу же поняла, что стряслось что-то неладное. Больше всего ей не понравился карауливший калитку драгун с саблей наголо, да и все остальное было немногим лучше. Посему Мария Андреевна решила не испытывать судьбу и, свернув в переулок, попала к себе во двор тем же путем, каким его покинула, то есть через дырку в заборе.
Оказавшись во дворе, она первым делом увидела солдата, который, скучая, сидел на ступеньках заднего крыльца. Длинное кремневое ружье стояло меж его широко расставленных ног; держа его обеими руками, солдат улегся щекой на запястье, отчего его усатую физиономию сильно перекосило набок. Глаза его были полузакрыты. Стараясь не шуметь, княжна тенью скользнула вдоль забора за угол конюшни, перебежала до другого угла и выглянула оттуда.
Теперь перед нею было парадное крыльцо, на котором, помимо еще одного солдата, стоял полицмейстер собственной персоной. Его лицо с пышными усами, круто загибавшимися кверху, чтобы слиться с чудовищными по своей величине и лохматости бакенбардами, выглядело хмурым и недовольным — не то из-за слишком ранней побудки, не то из-за дела, которым ему приходилось заниматься.
Поглядев вдоль бокового фасада, Мария Андреевна увидела приоткрытое окно, через которое покинула дом перед рассветом. При известной ловкости ей ничего не стоило проникнуть в дом незамеченной, однако она не видела за собой никакой вины и не понимала, для чего ей таиться. Если она и вошла во двор через дыру в заборе, так это лишь потому, что ей недосуг было объясняться с охранявшим калитку драгуном и доказывать ему, что она — это она, а не кто-то другой. Полицмейстер же был ей хорошо знаком и, верно, уж как-нибудь смог бы опознать княжну даже в крестьянском платье.