Румянцев-Задунайский
Шрифт:
Ответ государыни пришел быстро. Тон ее письма был мягким, смиренным, почти умоляющим. Она призывала его к здравому смыслу, призывала забыть прошлое и не искать встреч, чтобы избавиться от взаимно тягостных объяснений. Она просила его поселиться в Москве или в другом месте, где он пожелает. Ежегодное содержание в 160 тысяч рублей ему будет идти по-прежнему, сверх того он получит еще 100 тысяч рублей на постройку дома… «Она от меня откупается», — с горечью подумал Орлов и велел сказать станционному смотрителю, чтоб закладывал лошадей.
— Государыня дозволяет ехать в Петербург? — спросил адъютант.
— Мы возвращаемся в Москву, — хмуро ответил Орлов.
После
Горячие головы предлагали Румянцеву воспользоваться трудностями, возникшими в турецкой армии, и перенести военные действия за Дунай. Осторожно намекал на необходимость возобновления активных военных действий и Обресков. Да что Обресков! Сама императрица писала ему о том.
Румянцев на все это только хмурился. Состояние его армии было не лучше визирской, если не хуже. Солдаты устали от войны. Госпитали были переполнены больными. В некоторых полках в строю оставалось менее половины личного состава. При таком состоянии армии только безумец мог рискнуть переправиться за Дунай. Нужно было время, чтобы привести армию в порядок, дать людям отдохнуть, подлечиться. И когда к нему пришло письмо визиря, он дал согласие продлить перемирие еще на 40 дней. Румянцев понимал, что рисковал этим навлечь на себя немилость государыни и ее окружения, требовавших «новых, скорых и решительных» побед, но его не могли остановить соображения личного благополучия. Он желал сберечь армию, которая нужна была России.
Визирь воспринял согласие фельдмаршала продлить перемирие с великой радостью. Он направил ему послание с выражением дружеских чувств и надежды на скорое возобновление переговоров о мире.
Румянцев не мог остаться глухим к посланию визиря. Он отвечал, что будет приветствовать возобновление переговоров, поручая их с русской стороны тайному советнику Обрескову. Местом проведения конгресса он предложил Бухарест, где для этого можно было найти удобное помещение.
Вскоре Румянцев получил от визиря одно за другим два письма, в которых давалось согласие на выбор Бухареста местом конгресса и было названо имя нового уполномоченного Порты на переговорах — действительного рейс-эфенди Елгази-Абдур-Розан-эфенди. Визирь писал, что новый уполномоченный есть «славная секретарей голова, одаренный многими знаниями и моралью, источник чистой риторики, сокровище приятного красноречия, обладатель совершенных достоинств и благовонной славы; одаренный высшей благодатью создателя господа, веры достойный в речах, искусный в секретах и приятный в обхождений». Прочитав эти строки, Румянцев невольно улыбнулся: умеют же турки хвалить своих людей!
Новый уполномоченный Порты и впрямь оказался человеком неглупым. Во всяком случае, он не страдал таким тупым упрямством, как Осман-эфенди, имел терпение выслушивать противную сторону до конца. За несколько, дней стороны достигли договоренности по многим пунктам мирного договора, но когда дошли до Крыма, переговоры снова зашли в тупик. Турки решительно отказались уступать России некоторые крымские крепости, признать гарантии России в отношении татар. Румянцев, внимательно следивший за переговорами, понял: речам пришел конец, настало время снова заговорить пушкам.
Глава VI
Поход за Дунай
Мирные
Может быть, на месте Румянцева другой главнокомандующий и кинулся бы выполнять высочайшее повеление, чтобы показать свою рабскую покорность ее величеству и тем заслужить милость. Но Румянцев был не из таких. В плане императрицы он увидел смесь фантазии с уязвленным честолюбием и ничего больше. Он не мог принять ее план к исполнению. Не мог потому, что его нельзя было осуществить. По крайней мере в момент получения рескрипта.
По своей численности русская армия продолжала намного уступать турецкой. Ее списочный состав приближался к 77 тысячам человек, но под ружьем находилось не более 50 тысяч. Остальные либо пребывали в отдалении от района боевых действий, либо лечились в госпиталях. Семь пехотных полков стояли в Польше. Рекруты, направленные из России для доукомплектования армии, еще не дошли до места. Но дело не только в людях. Имелась большая нужда в амуниции, припасах. Будучи в Яссах и Фокшанах, граф Орлов обещал оказать содействие в удовлетворении нужд армии. Может быть, он и сдержал бы свое слово, но его сейчас нет в Петербурге. К императрице приблизились другие люди, которые и слышать не хотели о недостатках, испытываемых армией.
Ранней весной, когда для лошадей не было подножного корма, Румянцев находил возможным действовать наступательно только малыми отрядами против турецких войск, стоявших вблизи Дуная, с условием своевременного отхода назад. Только такими действиями можно было удерживать турок за Дунаем и сохранять за собой инициативу.
Свой взгляд на затруднения и невозможность перенесения в настоящее время главных действий за Дунай Румянцев в довольно решительных выражениях изложил в реляции императрице, посланной с курьером 25 марта. Его доводы, однако, не произвели на Петербург должного впечатления. В ответ на «дерзостную» реляцию государыня направила новый рескрипт, которым вновь приказывала открыть активные военные действия и перенести оружие за Дунай.
Екатерина была женщина упрямая. Но и Румянцев был не из тех, кто сразу падает на колени. Он решил стоять на своем до конца и написал ее величеству ответ, смысл которого состоял в том, что в настоящее время он еще более, чем раньше, находит правильным держаться выгодного положения, которое занимает его армия, а не искать успехов, «зависящих от удачи»
Во второй половине мая повеяло устойчивым летним теплом, луга к этому времени покрылись густой травой, и Румянцев отдал войскам приказ маршировать к Дунаю. На месте оставалась только дивизия генерал-поручика Салтыкова, которой предписывалось прикрывать тыл армии.
Для устройства переправы через Дунай Румянцев выбрал место против деревни Гуробалы, что в тридцати верстах от Силистрии. Здесь были очень удобные берега, да и течение спокойное. Но в Гуробалах стоял турецкий лагерь, и прежде чем начинать строить переправу, надо было захватить этот лагерь.
Румянцев приказал Вейсману произвести решительный поиск в район Карасу, дабы приковать к себе внимание противника, а после занятия им Карасу идти к Гуробалам и атаковать засевшего здесь неприятеля с тыла. Одновременно с этим приказанием Румянцев направил ордер Потемкину, предложив ему переплыть Дунай против местечка Ликорешт и ударить на гуробальский лагерь со стороны Силистрии, согласуясь с действиями генерала Вейсмана.