Румянцев-Задунайский

Петров Михаил Трофимович

— Ах, Григорий Александрович! — закачала головой графиня. — Вы ли это?

Потемкин смиренно сложил перед собой руки ладонями внутрь и поклонился монашеским поклоном.

— Чем же вы тут занимаетесь? — продолжала графиня, не зная, как быть: то ли протягивать руку для поцелуя, как делала раньше, то ли припасть к его руке, ища благословения.

— Обучаюсь церковному уставу, — степенно отвечал Потемкин, движением головы показывая на раскрытую книгу, лежавшую на столе с горящими свечами. — Я уже объявил вашим: готовлюсь постричься.

Потемкин глубоко

и как-то убито вздохнул, словно желая сказать этим, что он еще не забыл светскую жизнь, которую покинул, но ему не миновать этих стен, потому что такая судьба…

— Ее величество жалеет, что укрылись в монастыре. Ее величество просила сказать, что будет рада вновь увидеть вас в своем обществе.

Потемкин, выпрямившись, снова вздохнул и неожиданно заговорил о своей несчастной доле, о том, что ему, должно быть, самим роком предписано Скоротать век в монастырских стенах, что в светском обществе его преследуют одни разочарования… Он говорил страстно и, как показалось графине, с неподдельной искренностью.

— Нет в мире человека, который был бы предан матушке-государыне так, как я, — взволнованно звучал его голос. — Но есть причины, которые побуждают меня находиться подальше от общества ее величества. Я мучаюсь, когда вижу рядом с ней человека, мне ненавистного…

— Я вас понимаю, — растроганно сказала графиня, — и думаю, что все обойдется. Во всяком случае, я не советую вам торопиться с обрядом пострижения. Скоро я приеду к вам с более приятными известиями.

Здоровый глаз Потемкина наполнился слезами. Забыв о своем монашеском облике, отшельник опустился перед графиней на колени, как делал это раньше, и стал с жаром целовать ее руки.

— О моя спасительница!.. — страстно шептал он. — Я никогда, никогда не забуду вашей доброты. До гроба буду вашим слугой.

Он поднялся с колен только после ее ухода, поднялся и ликующе стал взлохмачивать волосы. Он был доволен, очень доволен. Визит графини Брюс оживил в нем сладостные мечты и надежды. Дорога к заветной цели расчищалась. Еще немного, и он станет тем, кем должен быть.

Потемкин подошел к столу, захлопнул книгу и небрежно бросил ее на подоконник. К черту церковный устав! Теперь он ему не нужен. Графиня Брюс умеет держать слово. Не позже как через неделю она выведет его из этой могилы.

Графиня Брюс приехала даже раньше, чем он предполагал. Ровно через три дня. На прекрасном лице ее сияло довольство.

— Я прислана за вами, генерал, — весело сказала она, — прислана ее величеством.

Потемкин не стал задавать вопросов, не стал ломаться, как в прошлый раз. Он понял: раз его желают видеть, значит, все в порядке.

— Подождите немного, я быстро, — с радостной покорностью сказал он и удалился в другую комнату.

В келье не было свечей. Слабый дневной свет пробивался через единственное узкое оконце, похожее на бойницу. Графиня подошла к этому оконцу и от нечего делать стала смотреть на монастырский двор. Там светило солнце. С крыш собора свисали толстые сосульки. С громким чириканьем носились воробьи. Стояла середина марта. Хотя под солнцем еще серебрился

снег, весна уже давала о себе знать.

Когда Потемкин после недолгой отлучки возвратился в келью, графиня не удержалась от восторженного возгласа. Он снова был в генеральском мундире, чисто выбритый, в парике — молодой, красивый, такой, каким его привыкли видеть во дворце.

— Покорный ваш слуга ждет ваших приказаний, — изящно склонил он голову перед графиней.

— В таком случае следуйте за мной, — весело подхватила графиня.

Они поехали сразу к Зимнему дворцу. У главного подъезда их никто не встречал. Собственно, Потемкин этому был даже рад. Зачем лишний парад? Незаметно исчез, незаметно вернулся. Очаровательная графиня знала, как вести дело.

Они поднялись в покои императрицы. Графиня шла впереди.

— Знаете, а мне как-то вдруг страшно стало, — признался Потемкин, когда они остановились перед знакомой двустворчатой дверью.

— Держитесь, — кивнула ему графиня и добавила доверительно: — Васильчикова больше нет.

Императрица находилась в обществе придворных дам и обер-камергера Шереметева. При появления Потемкина дамы зашушукались, Екатерина, вышивавшая на пяльцах, мельком взглянула на него и, как ему показалось, лукаво улыбнулась. Она была молода, свежа, красива.

— Ваше величество, — обратилась к ней графиня Брюс, — мне удалось вызволить из монастыря нашего отшельника.

Екатерина снова посмотрела на него, но теперь уже пристально.

— Вы вернулись, потому что там вам стало скучно?

— Нет, ваше величество, — расшаркался перед ней Потемкин. — Я честно собирался служить Богу, — но там, в монастыре, я понял, что кроме небесного есть еще бог земной, без которого жизнь моя есть ничто, и вот я вернулся.

Государыня поджала губы, делая вид, что ничего не поняла из его слов. Воспользовавшись наступившей паузой, дамы стали расспрашивать Потемкина о монашеской жизни.

— Жить в такой обители! Наверное, это так интересно!..

— О сей жизни могу кое-что рассказать, если дозволит ее величество.

Государыня, разумеется, дозволила.

— Сделайте одолжение. Только, жаль, что не могу услышать вашу историю. Мне нужно идти.

Она ушла вместе с графиней Брюс. В ее уходе Потемкин усмотрел добрый признак и стал с веселой развязностью рассказывать историю из блудной жизни монахов, кстати, тут им же сочиненную.

Едва он закончил рассказ, как вернулась графиня Брюс, чтобы позвать его с собой. Они вышли в коридор.

— А теперь что прикажете делать? — загородил дорогу своей спутнице Потемкин.

— Я должна повести вас к лейб-медику ее величества.

— Доктору?

— Да. Так надо.

Потемкин без пояснений догадался, для чего нужно показаться доктору-англичанину. Этот человек был последним из тех, кто ограждал доступ к опочивальне ее величества.

— Вам я обязан всем своим счастием! — Потемкин схватил руку графини и крепко прижал ее к своим губам.

Глава IX

Кучук-Кайнарджи