Румянцев-Задунайский
Шрифт:
— Необходимо немедленно послать в Варшаву делегацию.
— Но Станислав стоит за русских!
— Если объединимся, русские уйдут сами.
Дюмурье был поражен. Чего-чего, а такого непостоянства от конфедератов он не ожидал. Только вчера говорили одно, а теперь уже совсем другое. Дело, ради которого он приехал, на которое истратил уйму денег, грозило рухнуть самым ужасным образом.
Конфедераты больше его не слушали. Зачем им иностранец? У них есть свой король, под его руководством они быстрее достигнут своих целей. «Что же делать? — мучительно думал Дюмурье. — Все, кажется, летит в пропасть, и я не вижу человека, который смог бы призвать
— Мусье, надо послать за графиней, — шепнул ему один из противников короля.
Графиня Мнишек! И как он мог забыть про нее? Вот кто спасет положение! Он тотчас набросал коротенькую записку, сунул ее вместе с крупной суммой денег человеку, подавшему ему счастливую мысль, и попросил отвезти ту записку графине не мешкая.
Через день графиня была уже в Эпириеше. Она приехала не одна. С ней был адвокат по имени Богуш, пользовавшийся известностью за свое красноречие. Вместе с этим человеком она сразу же принялась за обработку конфедератов, и вскоре король был низложен.
О низложении короля Дюмурье послал в Париж подробный отчет. Он ждал если не наград, то хотя бы похвалы. Однако вместо этого он получил письмо, содержание которого его прямо-таки озадачило. Министерство иностранных дел именем короля потребовало от него «не компрометировать Францию и оставить поляков поступать, как знают».
«Ну не осел ли наш министр! — возмущался Дюмурье. — Сам же требовал активных действий, истратил кучу денег, а теперь на попятную».
Если бы господин Дюмурье был более осведомлен, он наверняка бы адресовал проклятия другому лицу. Дело было не столько в министре, сколько в любовнице Людовика XV мадам Дюбарри. Министр имел неосторожность испортить с ней отношения, и та восстала как против него, так и против проводимой им политики. Она стала внушать королю, что министр дает ему не те советы, которые следует давать, что его величеству лучше стремиться к умиротворению Европы, чем искать новой военной славы, которую он, король, уже имеет в избытке. Король не мог не поверить избраннице своего сердца и стал косо посматривать на министра. Господин Шуазель попытался «исправиться», но было уже поздно. Мадам Дюбарри не простила ему, и он вынужден был сойти со сцены. На пост министра иностранных дел вступил герцог Эгильон.
Новый министр не обладал способностями своего предшественника, но он лучше знал значение дам, окружавших короля. Стараясь угодить мадам Дюбарри, он отказался от активной помощи конфедератам, следствием чего и явилось письмо, полученное полковником Дюмурье.
Новая политика нового министра продержалась, однако, не более недели. Добившись изгнания из двора ненавистного ей герцога Шуазеля, мадам Дюбарри решила, что королю все-таки маловато той славы, которую он имел, что эту славу не мешало бы умножить за счет поляков и турок на востоке. Министр, уловив ее желание, быстро перестроился, и к полковнику Дюмурье полетели новые инструкции.
К счастью, полковник Дюмурье оставался еще на месте. Инструкции подоспели вовремя. Ознакомившись с ними, он распаковал приготовленные в дорогу вещи и возобновил свою деятельность.
29 октября 1770 года императрица Екатерина II давала в Царском Селе бал в честь принца Генриха. Уже почти месяц гостил в Петербурге брат прусского короля, и за все это время у него не было ни одного свободного вечера. Маскарады, театральные представления, катания… Впрочем, прежние увеселения не шли ни в какое сравнение с сегодняшним балом. Это был праздник с грандиозным фейерверком, имевший целью восславить дружеские отношения между Россией и Пруссией.
Собравшиеся гости, в том числе принц Генрих, не могли не восхищаться волшебным искусством петербургских мастеров холодного огня. Внимание всех привлекал крутящийся жертвенник — символ дружбы, перед которым были изображены две обнимающиеся девы, поправшие ногами змею и кинжал. Женщины означали Россию и Пруссию, змея — зависть, кинжал — вражду и злобу. Какое-то время жертвенник курился дымом. Но вот дым рассеялся, и над жертвенником показался рог изобилия, из которого тотчас посыпались цветы и плоды на связанные вместе русский и прусский гербы.
При входе в само помещение гостей ожидали другие символические изображения — красивая, ангелоподобная женщина с российским знаменем в руке, увенчанная лавровым венком, и Марс с прусским знаменем. У ног женщины, в которой подразумевалась российская императрица, лежала груда турецких трофеев. Марс, символизировавший Фридриха II, в левой руке держал венец над вензелем принца Генриха. Надписи на немецком языке гласили: та, что на стороне женщины, — «Заслужила на бранях», рядом с Марсом — «За отечество и друзей». На стяге между символами опять же на немецком языке были написаны слова: «И потомство пожнет плоды победы».
Идеи ко всей этой символике художникам и мастерам подала сама императрица. Она хотела, чтобы гости увидели в них несомненное право России на вознаграждение, как победительницы, и воздали должное Фридриху II, пожелавшему взять на себя роль примирителя… Трудно сказать, насколько глубоко проникло это в сознание принца Генриха и других иностранных гостей, но русские вельможи сочли необходимым выразить свое восхищение. Они стали кричать во весь голос: «Виват Екатерине!», «Виват Фридриху!», «Виват принцу Генриху!».
А потом раздался пушечный залп — салют. Голоса смолкли, и все во главе с самой императрицей направились в зал приемов, где должна была состояться церемония вручения орденов и подарков кормчим Русского государства, присланных прусским королем. Теперь в центре внимания был один принц. Именно ему поручил король вручить ордена и подарки.
Принц вручил ордена Большого Орла, украшенные бриллиантами, его высочеству наследнику Павлу, графам Никите Панину и Григорию Орлову. Императрице был преподнесен богатый фарфоровый сервиз, сделанный на королевской фабрике по специальному заказу, с украшениями в честь побед русского оружия в войне с турками.
Вручение орденов и подарков сопровождалось новыми здравицами в честь прусского короля и русской императрицы. Когда же церемония закончилась, заиграла музыка, начались танцы… Екатерина пригласила принца Генриха, посла Сольмса, а также наиболее близких к ней сановников в малую залу, где были накрыты столы для ужина.
Когда гости обнаружили, что рядом с ними за столом только те, кто руководит Россией, они поняли, что разговора о политике им не избежать. До сегодняшнего вечера принц Генрих уже имел несколько бесед с Императрицей. Он старался убедить ее в искренности своего короля, желающего поддерживать с ее величеством крепкую дружбу, убеждал, что продвижение прусских кордонов в глубь польской территории есть всего-навсего мера, направленная на защиту прусских владений от вторжения конфедератов, что же касается встречи в Нейштадте, то это не что иное, как ответный визит вежливости за прошлогоднее свидание в Нейсе.