Румянцев-Задунайский

Петров Михаил Трофимович

— Я понял все и постараюсь выполнить поручение вашего сиятельства, — заверил Каспаров, прочитав письмо.

— Вам будут содействовать два начальника из турков, которых освобождаем из плена, — сказал Румянцев. — Разговор с ними уже был, они согласны.

Каспаров принял от главнокомандующего письмо, взял с собой освобожденных пашей и выехал.

Румянцев рассчитывал, что его агент вернется не позже чем через неделю. Но назначенное время прошло, а его все не было. Прошло в ожидании еще несколько дней. Им стало овладевать беспокойство: в стане противника немало одержимых, которым ничего не стоит вонзить кинжал в любого русского…

На одиннадцатый день он услышал наконец в приемной знакомый, чуть простуженный голос. Не выдержал, сам открыл дверь.

— Каспаров, почему

не заходишь?

Они обменялись рукопожатиями.

— Садись и рассказывай, — потребовал Румянцев. — Старайся ничего не упустить.

Каспаров выложил на стол письмо визиря и начал подробно докладывать о своем необычном путешествии. Прежде чем плыть за Дунай, он по совету сопровождавших его пашей, освобожденных из плена, обратился за содействием к коменданту Измаила. Тот снесся с начальником войск в Тульче, получил согласие и только после этого дозволил ему, Каспарову, ехать по назначению. При въезде в Тульчу Каспарова встретил представитель верховного визиря, который строго предупредил ехавших с ним пашей, чтобы те не говорили народу о падении Бендер. В городе пленных пашей взяли под стражу, а его, Каспарова, проводили на квартиру начальника войск, который принял его с подчеркнутой вежливостью, угощал кофе и трубкой. На третий день пребывания у этого хлебосольного начальника к нему прибыл секретарь визиря. Спросив, не поручено ли что-нибудь передать устно, и получив отрицательный ответ, он взял от него, Каспарова, письмо и исчез. Прошло еще два дня. Наконец Каспарову было дозволено прибыть в ставку рейс-эфенди. Здесь его угостили обедом, а уж потом повели к самому верховному визирю.

Ответ визиря ничего конкретного не содержал. В нем было много туманной неопределенности. «Вы, — писал он, — как первый предводитель войск Российской империи, сожалея о несчастий столь многих бедных подданных, изволили прислать к нам с майором Петром Ивановичем ваше запечатанное письмо, в котором уведомляете об искренней своей склонности к миру, освобождению министра вашего Обрескова и свободной отсылке его в ваш лагерь; и что ее императорское величество по своей великой милости и милосердию весьма склонна отвратить вражду и войну от сих обеих империй и установить вместо того вечную дружбу и доброе согласие… И как помянутый министр задержан был по нашим законам и древним учреждениям, то для рассуждения и посылки его в ваш лагерь, также и для склонности вашей к миру, нужно было, чтобы послал я содержание письма вашего к его высокому величеству, величайшему и страшнейшему императору, моему всемилостивейшему самодержцу и государю, который изливает на весь свет свои милости и щедрость и милосердие и который есть величайший между государями — чтоб о том уведомить его добрую и высокую волю; и для того тотчас писал я о сем к славнейшему подножию его высокого величества».

— Я не думаю, чтобы в ближайшее время могло что-нибудь измениться, — сказал Румянцев, выслушав текст письма. — Султан все еще не в состоянии продрать глаза и посмотреть на вещи здраво. Впрочем, все могло быть иначе, если бы не совали свой нос в распри между нашими империями французы и некоторые другие.

Румянцев оказал достойное внимание турецкому чиновнику, сопроводившему Каспарова в русский лагерь. Он поручил ему словесно передать верховному визирю самые добрые пожелания, подарил 100 червонцев, дозволил взять с собой четверых пленных турок, затем приказал вывести его из лагеря и переправить на ту сторону Дуная.

Глава VIII

Конфедераты

В сентябре 1770 года на гостиничный двор города Эпериеше, что в верхней Венгрии, въехала открытая коляска, с которой сошел человек средних лет с энергичным, чуть удлиненным лицом, в дорожном сером плаще, небрежно накинутом на плечи. Сбросив плащ на руки подбежавшего слуги, он с осанкой, которой мог позавидовать любой армейский офицер, направился к хозяину гостиницы и, назвавшись путешественником из Франции, потребовал приличную комнату. Хотя по одежде иностранец не походил на аристократа, в тоне речи и во всем его поведении выражалось столько повелительности, что хозяин тотчас засуетился и, не доверяя прислуге, сам повел его осмотреть отведенное ему жилье.

Комната оказалась довольно просторной, тихой, с двумя окнами в сад. Постояльцу она понравилась.

— Принесите мои вещи, — приказал он. — Если же кому понадоблюсь, потрудитесь проводить этого человека ко мне.

Хозяин ушел, еще больше уверовав, что постоялец не из простых смертных, по всему, важный чин, приехавший инкогнито, и с ним надо держать ухо востро.

Новый постоялец гостиницы был человек действительно необыкновенный. Он приехал с особым поручением министра иностранных дел Франции герцога Шуазеля. Звали его Дюмурье.

Герцог давно искал человека, способного объединить отряды польских конфедератов в сильную армию, готовую сражаться с русскими войсками. Дюмурье отвечал всем его требованиям. Красив, умен, с изысканными манерами, неотступен в своих решениях, имеет боевой опыт. Будучи полковником, он получил широкую известность еще в Корсиканской войне.

Цели герцога Шуазеля, как министра иностранных дел, были грандиозны. Он добивался нового возвышения своей страны, престиж которой заметно пал по вине царствующего короля. Чтобы возвыситься, нужно было унизить других. Герцог желал в первую очередь поставить на место те страны, которые замахивались на главенствующую роль в Европе. Страны эти — Россия и Англия. Герцога особенно коробили успехи России. Подумать только, дикая, полуазиатская страна, а тоже желает находиться в первом ряду! Развратная Екатерина II сделала королем Польши своего любовника и, кажется, не откажется взять под свой каблучок всю Европу. Пора ее осадить!

Герцог надеялся остановить и разорить Россию с помощью Порты и войск польских конфедератов. Для этого, нужна была длительная война, нужно было, чтобы Порта и конфедераты не складывали оружия. Англии он не опасался. Он даже намеревался при благоприятных обстоятельствах произвести на нее десант, и в этом ему могла оказать помощь Испания. Слава Богу, с Испанией у него имелись дружественные отношения. Сложнее было с восточной соседкой — Пруссией, убаюканной русской императрицей. Впрочем, у герцога и на этот счет был план. В случае открытого выступления Пруссии на стороне России он, Шуазель, попытался бы вовлечь в войну против нее Австрию. Кроме того, он рассчитывал возбудить против Пруссии и России Саксонию, предоставив ей возможность возвести на престол Польши саксонского принца. Наконец, на стороне Франции могла появиться еще одна союзница — Швеция, в которой его агенты вели многообещающую интригу.

Разумеется, министр не сказал всего этого своему человеку, направлявшемуся к польским конфедератам. В своей информации о политике Франции он ограничился только теми рамками, в которые могли посвящаться чины, занимавшие ступени, до которых дозволили подняться господину полковнику.

Дорога в стан конфедератов была длинная, и пока Дюмурье ехал сюда, он успел много сделать. В Мюнхене Дюмурье договорился с местным арсеналом о закупке для конфедерации 22 тысяч ружей с условием, что, если французское правительство оплатит эту покупку, оные будут отправлены по Дунаю к Буде, где их примут назначенные на то лица. Не тратил попусту он времени и в Вене, где также останавливался проездом. Здесь он встретился с представителями Барской и Литовской конфедераций Сперанским и Доманским, которые помогли закупить еще одну партию оружия.

И вот трудный путь позади. Теперь он может наконец хорошенько отдохнуть.

Дюмурье сменил дорожное платье и заказал обед. Но едва он успел это сделать, как в комнату вошли два незнакомых человека — один высокий, сухощавый, в военном мундире, другой толстенький, плотный, в партикулярной одежде. Высокий представился маршалом Литовской конфедерации графом Паца, второй — князем Сапегой, представителем Барской конфедерации. Оба они были чуть навеселе и не отличались особой скромностью. Усевшись, они учинили Дюмурье перекрестный допрос: как долго намерено французское правительство водить их за нос, когда дело касается оказания Польше военной помощи? Много ли он, Дюмурье, привез с собой денег для выдачи конфедератам? И, наконец, намерено ли французское правительство взять на полное содержание конфедератов, установив для каждого соответствующие должностные оклады?