Румянцев-Задунайский

Петров Михаил Трофимович

Скромность прусского короля льстила австрийцам.

— Фридрих дружбы с нами ищет, — обсуждали в толпе зевак.

— Наверное, с русской императрицей разругался.

— Отношения с Россией у него прежние. Что-то другое заставило его ехать к нам.

Когда не знаешь правды, остается только предполагать, а предположения не так уж часто совпадают с истиной. О подлинных намерениях Фридриха никто не знал, да и знать не мог, потому что он, Фридрих, был не из тех простаков, у которых что на уме, то и на языке. Даже министрам своим, даже брату своему Генриху не сказал, что позвало его в необычный вояж.

Фридрих вынашивал план расширения своих

владений без пролития крови прусских солдат. Тяжелая Семилетняя война, стоившая королю многих тысяч жизней его подданных, ничего не дала Пруссии. Теперь же в результате войны России с Турцией и польскими конфедератами складывалось положение, когда при умелой политике можно было кое-что приобрести, не обнажая меча. Разве мало в истории примеров, когда две стороны дрались между собой, выгоды же из этой драки получала третья. «Пруссия может и должна воспользоваться сим случаем» — вот с какими мыслями ехал сюда король.

В этой войне побеждала Россия. Следовательно, он, прусский король, мог поживиться за счет ее противников. К сожалению, владения Турции слишком удалены от прусских границ. Однако почему бы не прирезать к себе что-нибудь от Польши?

Прусский король считал этот план вполне реальным. Во-первых, конфедераты своим бунтовством довели Польшу до такого состояния, что под предлогом умиротворения этой страны можно совершить любую акцию.

Во-вторых, он, прусский король, видел для сей акции моральную основу как союзник России. Правда, его войска не участвовали в сражениях, зато он помогал ей средствами. А это уже многое значило.

Отрицательная позиция Франции его не пугала. Париж делал ставку на конфедератов, а конфедераты лишились в Польше последней опоры, к тому же Париж находился слишком далеко, чтобы вести здесь более активную политику. Другое дело соседние государства Россия и Австрия. С ними нельзя не считаться… Конечно, оба эти государства могут не согласиться с претензиями Пруссии на польские земли. Так ведь им, этим государствам, тоже можно предложить по жирному куску. Все сыты будут.

Зондирование возможности осуществления столь щекотливой идеи Фридрих решил начать с Австрии. В русских он не сомневался. Он надеялся уломать их, используя союзнический договор 1764 года. К тому же граф Панин, ведавший русской дипломатией, не обладал таким политическим опытом, как он, Фридрих II, и его нетрудно было попросту обвести вокруг пальца. Другое дело австрийский министр Кауниц. Честолюбивый до безумия, он жаждал славы самого искусного политика в мире, И он, кажется, много преуспел. Император Иосиф и даже сама Мария-Терезия не делали и шагу без совета с ним. Венский двор доверялся ему во всем, и только от него зависело быть или не быть согласию на раздел Польши. Вот почему, изъявив желание свидеться с Иосифом, Фридрих II пожелал, чтобы во встрече монархов принял участие также и Кауниц.

Официальных переговоров как таковых не было. Скорее это были частные разговоры, которые проходили при наблюдении за маневрами австрийских войск, за пышными обедами, даваемыми императором. Во время одного из таких обедов Кауниц сел рядом с королем. Тот, улыбнувшись, сказал:

— Мне приятнее видеть вас со мною, нежели против меня.

— А мне думалось, ваше величество большую приятность находите от соседства с русскими, — с намеком заметил Кауниц.

Разговор о русских Кауниц заводил при каждом удобном случае. Он явно хотел разрушить союз Пруссии с Россией, и Фридриху приходилось вести тонкую игру, дабы внушить собеседнику,

что союз этот вынужденный, что его, короля, толкнули на сей шаг опасения остаться в одиночестве перед лицом находившихся в союзе таких великих держав, как Австрия и Франция.

— Но разве Австрия давала повод для опасений ее политики? — поймал его на слове Кауниц.

— О нет, — возразил король. — Я восхищен мудростью вашей политики и был бы счастлив стать вашим верным союзником и другом. Однако нас еще разделяет тень Семилетней войны. Я искал дружбы с вами, но русские протянули мне руку раньше.

Кауниц выждал паузу.

— Союз с Россией вам ничего не даст, Россия истощена, слаба и будет разбита турками.

— Только Богу известно, чем кончится война, — вздохнул король. — Мне же пока известно, что терпят поражение турки, а не русские.

— Временные успехи еще ни о чем не говорят… Впрочем, — продолжал Кауниц, многозначительно помолчав, — я могу ошибиться в оценке положения воюющих сторон. Но если, как говорите, Россия могущественна, то это должно заставить вас насторожиться. Усилившись в Европе, она может попрать ваши интересы.

В это время к Кауницу подошел его секретарь и что-то сказал ему на ухо. Кауниц извинился, что вынужден прервать беседу, и в сопровождении секретаря удалился в соседнюю комнату. Он не возвращался с четверть часа. Король пытался по выражению лица императора определить, что заставило его министра так неожиданно покинуть обед. Но тот, видимо, знал не больше, чем остальные. Император о чем-то говорил с генералом, командовавшим маневрами, по-видимому, о достоинствах золотой чаши, которую тот держал на уровне глаз. Оба они были далеки от того, что занимало его, Фридриха II.

Наконец Кауниц вернулся. Король заметил, что красивое лицо его, еще не тронутое морщинами, было обеспокоено.

— Плохие вести, мой сударь?

— Из Константинополя прибыл курьер. Визирь с армией отошел за Дунай.

— После Кагульского поражения удержаться на левобережье ему было бы, конечно, трудно, — с поддельным сочувствием заметил король.

Кауниц приблизил к себе тарелку и принялся есть с такой жадностью, словно голодал больше недели. Глядя на него, голосом, не лишенным сарказма, Фридрих спросил:

— Курьер более ничего не привез?

Кауниц перестал есть.

— Вы правы, он привез еще что-то… Он привез письмо от каймакама с просьбой содействовать примирению Порты с Россией. Кстати, аналогичную просьбу он направил и министру вашего величества. — Кауниц поднес к глазам пальцы левой руки, посмотрел на ногти невидимо удовлетворившись их состоянием, продолжал: — Победы Румянцева могут внушить Петербургу опасные намерения. Я хотел бы надеяться, что Пруссия проявит в данном случае благоразумие. Что касается Австрии, то она не допустит, чтобы Россия перешла Дунай.

Король промолчал.

Когда обед закончился, император Иосиф вместе с Кауницем и другими сановниками направился принять константинопольского курьера, а Фридрих поехал в отведенную ему резиденцию. Он был доволен. Самонадеянный Кауниц получил серьезный урок. Он строил свою политику из уверенности, что в этой войне победят турки, а не русские, и вот теперь ему приходится за ошибку расплачиваться. Теперь ему волей-неволей придется перестраиваться в игре. Пока не поздно. Угроза же объявить войну России рассчитана на малолетних. Русских этим не напугаешь. «Посмотрим, что он будет говорить завтра, — подумал король. — Бьюсь об заклад, он непременно попросит аудиенции».