Руны грома
Шрифт:
Не теряя времени, поторопился наискосок по течению, силясь скорей достичь того берега. Уверенный, что дальше плыть верхом на пнях нет ни сил, ни смысла, я отвязал раскисший кожаный ремень от кривых корней, намотал на руку, а распавшиеся деревяшки оттолкнул от себя, пуская в свободное плаванье. Удобно устроившись на глинистом порожке у обрыва, я дождался, пока немного стечет вода с одежды, достал еще обезболивающего и, проглотив довольно щедрую горсть, обильно запил водой прям из реки. Из глиняной банки с плотно прилегающей берестяной крышкой я достал арбалетную тетиву. Во флакончике с жиром и канифолью тетива хранилась довольно долго и надежно. Даже после длительного использования в этом контейнере она быстро восстанавливала прежние свойства. Не пересыхала и не размокала. Долгие вылазки в лес и невозможность проводить качественный ремонт в оборудованной мастерской вынудили меня вернуться к давно проверенным технологиям. Снарядив оружие, я стал выбираться на обрывистый берег. Сильный, порывистый ветер дул мне в лицо, так что, если здесь есть собаки, а они здесь точно есть, следовало учесть направление. Зайти к замеченному частоколу с подветренной стороны и, по возможности, тихо после
Мокрую одежду продувал упругий холодный поток, и я почувствовал, что начинаю замерзать. Пальцы немели, движения становились скованными, тело непроизвольно скрючивалось, сжималось. Ползти, не останавливаться! Продолжая двигаться, я разгоню кровь, смогу согреться.
Укрепленный лагерь дозорных, стерегущих межу соседних княжеств, казался пустым. Своеобразный постоялый двор, часто становящийся пристанищем ратников в дальних переходах, словно вымер. От распахнутых настежь ворот тянулась наезженная ухабистая дорога дальше в лес, до заметной просеки. От других ворот вели три или четыре тропинки к обрывистому берегу, где сушились на жердях грубые сети, проветривалась соленая рыба, и торчали колья укрепленного спуска к чахлой пристани, до которой я так и не доплыл.
Еле слышный шорох — и я мгновенно замер, положив голову набок. Буквально в трех метрах от меня зашелестела кольчуга, и кряжистый стражник закряхтел, подминая под себя охапку соломы. Тяжелое копье нерадивый вояка положил на плечо, используя как подпорку, чтобы вовсе не завалиться на землю. За сон на посту в моей крепости полагались жестокие взыскания, вплоть до понижения в звании и исправительных работ. Но здесь и сейчас такое вопиющее нарушение воинской дисциплины только на руку.
Стоило быть внимательней, уж очень близко я подобрался к спящему бугаю. Чуть впереди, у самых ног стражника, я заметил тлеющие угли почти погасшего костра. Ровный и довольно сильный ветер дул наискосок в сторону воды, раздувая крохотные угольки и вороша серый пепел. На небольшой поляне, в стороне, угадывался силуэт огромного стога сена, откуда, видать, стражник и урвал себе охапку под мясистый зад. Безумная идея мелькнула в голове, и я, не теряя времени, двинулся вдоль пыльной дороги, обходя ворота по широкой дуге.
На расстоянии примерно в двадцать шагов я уже мог встать на ноги и, пригнувшись, пробраться к стогу. Отсюда было видно лишь край ворот, возле которых дремал стражник, и глухой частокол, тянущийся вдоль всей вырубки со стороны леса. Вблизи стог сена оказался довольно большой и удивительно теплый. Укладываясь возле него, я пристроил арбалет под правую руку и направил в сторону дороги. Место казалось очень уютным и безопасным. Так и подмывало забраться поглубже в душистый стог и уснуть. Отогнав сиюминутную слабость и мысли об отдыхе, я тряхнул головой и перекатился на бок. Аккуратно развязал боковую прорезь маскхалата, снимая с пояса подсумок. Комплект снаряжения я разрабатывал лично, и все стрелки моей небольшой гвардии были снабжены всем необходимым. Я в этом смысле был не исключением и всегда проверял и обновлял содержимое боевых комплектов. В моем личном подсумке кроме аптечки была еще зажигалка, тонкая шелковая веревка, довольно толстая восковая свечка и кусок трута. Флакончик со смесью масел и дегтя я использовал для чистки оружия. Плотно закатанное в берестяной кузовок вяленное мясо, грамм двадцать соли в герметичном пенале, щипцы для ремонта оружия и кольчуги, иголка и прочие нехитрые мелочи, которые порой так нужны в походной жизни.
Ободрав с жердей, прижимающих сено, ошметки бересты, я разложил их под стогом небольшой горкой и обильно полил маслом. Скрутив сухую траву в плотный жгут намотал его вокруг свечки, сантиметрах в двух от кончика и установил на промасленной бересте. Когда пламя дойдет до скрученного жгута, он уже пропитается капающим воском, и тогда огонь, как по шнуру, перекинется на весь сеновал. Чиркнул зажигалкой, поджег фитилек и неторопливо стал собирать оставшиеся вещи. Убедившись, что ветер не задует пламя в выбранной под сеновалом нише, стал отползать, вытягивая за собой арбалет. Низко приседая, двигаясь боком, поспешил вдоль глухого частокола к воротам на другой стороне укрепления. Поспешил — это громко сказано, скорее проковылял, скрючившись в три погибели. Когда займется стог, я подожгу скотник и сеновал в самом селище, если будет необходимость. Брать воду для тушения пожара сонные вояки и дворовые люди будут из реки, а самый короткий путь — как раз тот, которым я вышел на берег. Осмотревшись в заводи, где были привязаны к кольям парочка лодок, я выбрал ту, что казалась покрепче. Проверил наличие весел, ковша, на тот случай, если дно подтекает, и отвязал обе лодки, чуть подтянув на песчаный берег.
У темной кромки леса занималось алое зарево пожара. Вмиг пробудившийся от собачьего лая поселок наполнился бранными криками и суетой, топотом босых ног, глухим стуком пустых ведер и кадушек. По опыту знаю, что пылающий, как факел, стог сена, к тому же такой сухой и большой, затушить ведрами не так-то просто, если вообще возможно. Самым разумным остается только поливать землю вокруг, чтобы от искр не занялась сухая трава и деревянные постройки.
Я не ожидал такого эффекта. Столб огня поднялся на пятнадцать, а то и больше метров, подхваченные вдруг усилившимся ветром икры оседали между темных стволов деревьев неподалеку в лесу, где тут же вспыхивали новыми огнями. Сухая хвоя и ельник прихватывались пламенем мгновенно. Лежа на берегу, далеко от зарева разгорающегося пожара, я видел, как полсотни суетливых мужиков пытаются залить водой лесную кромку и завалившийся стог сена. Они выливали воду на ровную стену частокола, на крыши домов, но похоже, что ситуация выходила из-под контроля. В конюшне, охваченной дымом, уже был слышан встревоженный храп лошадей, беспокойные дворовые псы бешено лаяли, срываясь с привязей, множа панику у людей, мечущихся у горящего стога. Воякам и дворовым сейчас недосуг искать причины возгорания, а вот псы, если раз или два не получат по ребрам чем попало и не заткнутся, то, скорее всего, сорвутся, и тогда мне не поздоровится. Не хотелось бы, чтоб они меня учуяли и увлекли за мной погоню. Так что пора уходить.
Оттолкнув обе лодки от берега, я запрыгнул в ту, что прежде наспех проверил на прочность, и, устроившись на корме, стал подгребать одним веслом по течению. Вторая лодка пошла наискосок вдоль русла и почти сразу закружила где-то в заводи у берега, зацепившись за песчаное дно. До рассвета осталось не так уж много времени. Сейчас скорость не важна, мне бы просто удалиться на безопасное расстояние и продолжить путь уже более комфортно, чем в обнимку с трухлявыми пнями. Думаю, пропажу лодок обнаружат не скоро, ближе к утру, если не позже, а к тому времени я буду далеко.
Поспешная, импровизированная диверсия, в общем-то, довольно бессмысленная, создала излишнее напряжение, и накатившая усталость давала о себе знать. Меня клонило в сон, пальцы рук разжимались, не способные больше удержать весла. Сложив все пожитки и оружие на дно лодки, закрепив нехитрые лодочные снасти, я сам растянулся на всю длину ветхой струги и почти мгновенно уснул. Мне требовался короткий отдых, пауза в затянувшемся бегстве. Просплю до утра, а на рассвете солнечные лучи разбудят меня, и тогда выгребу к берегу, спрячусь в лесу от любопытных глаз и возможной погони. Михаил хоть и дурак, как я считаю, но его люди проворны, сообразят, что искать подраненного беглеца имеет смысл вниз по течению. Тем более возникший в боярском поселении на берегу пожар должен привлечь внимание преследователей. И хорошо, если спишут беду на нерасторопного вояку на часах. Разумеется, я мыслю исключительно с той точки зрения, как поступил бы сам. Вполне возможно, что после покушения, не найдя доказательств моей смерти, князь Михаил плюнул на все и отправился в Москов, не желая утруждать себя поиском. Но это только догадка. И коль скоро я строю всю тактику собственного спасения исключительно на догадках, то принимать в расчет придется самые опасные, самые невероятные ситуации.
Я проснулся от лая собак. Потребовалось несколько секунд, чтобы осознать происходящее, но я сделал усилие, вспоминая все предшествующие события, возвращаясь из забытья в реальный мир. Еще с закрытыми глазами нащупав рукоять ножа, я повернул голову влево, откуда доносился лай. Лодка продолжала медленно скользить по течению, уверенно держась в русле. Солнце уже давно поднялось над горизонтом и приближалось к зениту. Маскхалат, в который я был закутан, просох спереди, хотя спиной я чувствовал, что в днище хлюпает вода. До холмистого берега, где стояли, гавкая во всю глотку, пара дворовых псов, было метров двадцать, может, больше. Кривые сараюшки и землянки тянулись вдоль гряды у извилистой дороги. Течение вынесло меня на внешнюю сторону петляющего потока, и поэтому даже я не мог толком разглядеть людей на противоположном берегу. Не сразу узнал и крепостные стены Коломны. К счастью, я миновал город практически незамеченным, и теперь, пока вовсе не скроюсь из виду, лучше не вставать. Не удивлюсь, если плывущую по течению неуправляемую лодку приняли за погребальную. Потому и трогать не стали. Меня, лежащего на дне, завернутого в маскировочный плащ, разглядеть не могли, а если и разглядели, то наверняка приняли за покойника. К сожалению, проспал я гораздо дольше, чем планировал, но что ж теперь с этим поделаешь.
Уже не было смысла скрываться. Я оторвался на приличное расстояние и потому должен дать еще большее ускорение. Миновав людное место, я сделал короткую, но вынужденную остановку на пустынном берегу. Эта пауза стала самой тяжелой, но я смог найти в себе силы и подчинил тело, выходящее из-под контроля. Немного подкрепился бульоном из вяленного мяса с размоченными в нем сухарями. В украденном мной струге обнаружился довольно большой закопченный котелок и ломоть засохшего хлеба. Осмотрел раны, промыл кипяченой родниковой водой с солью. Прокипяченные и высушенные на солнце лоскуты рубахи опять, как смог, намотал на обветренные рваные дырки и, не теряя более времени, двинулся дальше. Теперь я выгребал обоими веслами. Тот факт, что из ран сочится кровь, меня даже радовал. Мелкое кровотечение, незначительная потеря, но это не позволит ранам загноиться. Рассчитывать на чью-то помощь теперь нет необходимости. Я даже обезболивающее не стал принимать, чтобы не терять сознание и ясность ума. А мне было над чем подумать. Похоже на то, что в скором времени мне придется всерьез заняться пересмотром отношений с соседями. Забрать себе Москов, выкосить и приструнить оборзевших бояр. И дать понять прочим, что я скор на расправу. Десяток моих стрелков, что остались на дворе у Михаила, уже наверняка рыщут по окрестностям. Не найдя ничего, будут вынуждены вернуться в Змеигорку. А вот мне самому бы лучше там не показываться. Верных мне людей предупрежу, а прочим незачем знать, что я все еще жив. Какое-то время, пока не заживут раны и не выстрою план действий, разумно оставаться покойником…