Руны грома

Рымжанов Тимур

— Ты же туляк, верно знаю?

— Верно.

— И что бояре тульские? Когда прознали, что ты в моей стрелецкой гвардии?

— Меня-то одного, случись что, и конем потопчут, кто я им? У самих дружины небось не голь. Да только давненько уж ходит слух, дескать, кто стрелка Коваря заобидит, или семью его или двор опорожнит, тому расплата лютая. Явятся к тому в сени все стрелки да спросят за обиды. Думают, да вот даже в моем селище, что на крови мы здесь в стрелецком чине братаемся.

Савелий натужно пер тяжелую добычу, шагал, стараясь выдерживать темп, но при этом, не переставая, трепался без умолку. Его слова, будто репей, цеплялись одно за другое, коряво, криво, перескакивали с темы на тему. Он продолжал говорить, а я себе думал, что, создавая военное подразделение,

весьма отличное от прочих, стою у истока некоего мифа. Сами стрелки внутри своей структуры создадут обряды, неписаные законы, о которых мне потом придется узнавать с немалым удивлением. Я в своих мыслях рождаю голую схему, скелет, а уж потом вся эта конструкция обрастает подробностями, слухами, как бы перенимая от людей некое подобие собственного духа. Я планировал только тренировать стрелков. Научить выживать, воевать, умело и слаженно. А вышло, что создал некое братство со своими законами, которых я не писал, с четким разделением, можно сказать, даже иерархией, весьма далекой от всех званий и чинов. Мои стрелки выделялись, пусть еще и не цело, в некую касту военных. Они уже отстояли стороной от бывших своих бояр, обособились от нарождающихся, набирающих все больше силы церквей. Они формировались, росли, переживая внутри себя естественные процессы становления и роста. Мне следовало внимательней отнестись к этому явлению. В конечном счете каста военных может в будущем стать весьма влиятельной силой, способной в корне менять события истории. Как бы там ни было, я не вечен. Случится, что действительно помру, и уже через год даже не вспомнят, что был такой колдун. Но останутся мои дела. Мои достижения стали уже повседневностью и будут передаваться из поколения в поколение, формируя новую картину мира, иную реальность. Вот мое наследие. Вот то, в чем сохранится крупица меня самого. Не в семье, не в детях, а в делах. Но дела, как отпрыски, могут быть худыми, дурными, а могут быть ладными.

— Родня пожаловала! — буркнул я, косясь на то, как Олай старательно сдерживает смех. — Из варяг, нищие да убогие. Шли бог весть сколько, да без ладьи или даже купеческого кнора. Что-то я полон сомнений, Олай.

— Ирмек говорил с ними. После того как передал мне просьбу этой ведьмы повстречаться с тобой, я был вынужден соблюсти предосторожность и сказать, что ты умер. Он ей так и передал. Варяжская гостья не очень поверила его словам и попросила разрешения навестить твой склеп под башней.

— Что, интересно, она там собирается увидеть? Мои кости?

— Вот уж не знаю. Люди, что с ней пришли, пожалуй, кроме одного — толмача, все воины. Но, как бы ни старался Осип, перетряхивая их лохмотья в бане, оружия при них не нашлось. Ни кольчуг, ни лат, ни даже оружейного тайника за воротами крепости и окрест — нет. Мои люди проверяли. Кажется мне, что пришли они не просто так, а удостовериться в пышных байках Олава. Того самого бродяги-северянина, что зиму тут ошивался года полтора назад.

— Значит, не врал заморский гость, что лично расскажет своему королю обо всем увиденном. Я уж и забыл про того шустрого краснобая. Эх, черт меня дернул когда-то сдуру ляпнуть, что я варяжских кровей. Теперь повадятся родственнички искать тут пристанища.

— А может, окажется и не плохо? — робко предположил Олай. — Раз-другой дадим приют варяжским дружинам, корабли их на верфи поставим, подлатаем. Они зимовья часто у княжеских дворов ищут, да только кто ж их, разбойников, к себе на зиму пустит. Они ж, бесы, всех девок попортят, мужиков побьют. А мы можем. И случись что, так и управу найдем. Стрелкам, опять же, не все жирок нагуливать да у старух на базаре пирожки таскать.

— Парламентеры. Прислал северный король некое подобие посольства. Что ж, прежде такого не случалось. А мне политику ладить так или иначе все одно придется. Если сговорюсь с северными королями, дам им дорогой товар, дворы, то, стало быть, они и тевтонцев да ливонцев привечать перестанут. Ведомо мне от Александра, что нынче норманны, те что от христиан сторонятся, как бы в нейтралитете, а заведу с ними дружбу, так и Новгороду подмога.

— Как дальше будет, не могу знать, но с этими, что во дворе твоем гостевать изволят, надо бы заговорить. Ты же, батюшка, по весне все одно воскреснуть намеревался, чтоб с Михаилом посчитаться. Вот тебе и подмога. По селищам слух пустим, что явилась, дескать, от северных земель ведунья, чтобы тебя оживить. Тут не только Михаил, тут и прочие зубами защелкают. Сам же говорил, что нужно все подать как-то по-особенному…

Олай смотрел на меня немного заискивающе, деликатно пытался убедить, что смело озвученная им мысль — как бы моя собственная. Но мне, признаться, такая идея даже в голову не пришла. Да как же, черт возьми, гладко и ловко все складывалось. И Ирмек, и Олай — все в один голос говорят, что хоть северянка и назвалась чуть ли не княгиней, ведьму в ней всяк, от стражника до конюха, заприметил. Рановато мне пока из мертвых воскресать, да коль уж такой случай подвернулся, то, видать, придется. Пока до Москова слухи дойдут, пока тамошние бояре да сам князь их проверят, пока обмозгуют, как поступить, — самый раз будет наносить ответный удар. Разведка с накрученными хвостами встрепенулась, донесения шлет исправно. Войск в Москове зимовать почти не осталось, так, самая малость калеченой дружины. Тем более что в лоб я все равно не пойду. Устрою тихий дворцовый переворот и возьму город малой кровью. Мой снайперский взвод уже приступил к тренировкам, диверсионные бригады на лесных базах отрабатывают схемы скрытного проникновения в чужие крепости. Моя цель — Михаил и его бояре, а город и земли — это как подливка к сладкому десерту под названием месть.

Поднявшийся на дворе шум разбудил почти всех. Наспех накинув душегреи да тулупы, спешно, но не суетно любопытные гости вышли в широкую дверь и столпились на крыльце, под навесом у дровника. У главных ворот с внутренней стороны выстроились в неровную шеренгу восемь дружинников. Закованные в добрую, дорогую броню воины оставили запряженных по-походному лошадей на коновязи, у караульной. А сами, потрясая щитами, вели шумную перепалку с единственным стражником, преградившим им путь к гостиному двору.

— Отчего ты, холоп, дылда стоеросовая, нашему хозяину в ноги не падаешь? — басовито ревел пузатый дружинник, поигрывая булавою в кольчужных рукавицах.

— Я стрелок Коваря, и не должон поклоны бить всякой мелюзге шаталой! — ответил стражник с ехидной ухмылкой и явным вызовом.

Спутники ретивого боярина схватились было за рукоятки мечей, но вынуть из ножен не решились.

— Издох твой Коварь, срамной зелейщик да богохульник. Коломенскому столу нынче отойдет вся земля его. Поклонись, смерд, не то осерчаю! — загудел побагровевший от ярости купец.

— Кобылий зад облобызай, боярин, из-под веника своими холопами понукать будешь, а тут или сказывай чего надо, или взашей тебя выпру.

— Ты что ли, смерд, десятник Дока будешь? — спросил угрюмо купец, чуть умерив пыл.

— Он самый, — кивнул в ответ стражник, скрестив руки на груди.

— Стало быть, твои проныры моих людей вчерась у переправы опоили, раздели, товар с обозов покрали.

— Про товар не знаю, — опять ухмыльнулся стражник, косясь с прищуром на толпу зевак. — А вот вчера ходили мои стрелки в дозор да выведали, что некий купец вел до Биляра невольный люд в цепях да колодках. Закон Коваря строг. Невольный, кто бы он ни был, ступив на землю эту, тут же освобождается. Аль не ведаешь, убогий?! Стрелки исполнили сказанное, что тебе еще, дядька, надо?

— Воры! — захрипел купец, гневно зыркая по сторонам. — Вот вы мне сейчас ответите!

В это момент с пандуса над изгородью травницы спрыгнул Ирмек. По-видимому, из своей комнаты в башне он вышел прямо через окно. В легкой холщевой рубахе, в замшевых штанах и мягких сапожках. Рубаха у воеводы была небрежно перехвачена плетенным из кожи поясом с серебряной пряжкой.

— Что за вой тут с утра, Дока?! — спросил лениво молодой воевода, подходя ближе.

— Да вот, явился боярин, у которого вчера мой разъезд невольных людей увел, я уж докладывал.