Русь эзотерическая (Учителя и М-ученики)
Шрифт:
– Ну, мы с Василём вовнутрь не полезем, - успокоил Виктор.
– Просто, я тут информацию о дольменах собираю. Больше всего меня интересует их местоположение. Есть у меня кое-какие идеи, но пока мало материала.
– Да я бы, конечно, вас хоть сейчас провела. Но там сейчас Людмила медитирует. Ей мешать нельзя. И к тому же, вначале мне нужно спросить у неё разрешения. Ведь она - лидер нашей группы. Такая умница! Очень духовный человек. Людмила у кришнаитов получила какое-то самое высокое, я в них не разбираюсь, посвящение. Но потом, несколько лет тому назад, ушла от них и занялась собственной духовной практикой. Она получает информацию по каналу и работает с дольменами. А с мужем со своим она давно уже живет,
– А она полученную информацию как-нибудь вам передает? Записывает, рассказывает? Надо же иногда и с человечеством поделиться, - донимал вопросами Виктор.
– Да, иногда - делится. Говорит о высшей роли в будущем женщин, через которых спасётся земля. Ещё о том, что сейчас существует сорок шесть миров и появляется сорок седьмой... О том, что скоро будет Переход, но точных сроков его никто, кроме посвящённых, не должен знать. Ей иногда открываются очень большие тайны Вселенной, но я не всё помню и не всё понимаю. А вообще, она такой человек, что уже постепенно переходит на космическую энергию, на питание солнечными лучами. Ей уже достаточно бывает в день съесть одно яблоко и выпить несколько стаканов воды, - закончила Марина восторженно.
И, глядя на её пышные формы, Василь подумал, что малое количество съедаемого - для Марины самый высокий показатель духовной работы.
* * *
– Всё-таки, дядя Юра, иногда мне хочется поверить в то, что Россия родит какую-то новую идею. Которая всех нас сплотит - и тому подобное... Национальная гордость, что ли, бунтует, - неспешно размышлял Николай, подливая в кашу немного постного масла.
– Любая, дать, национальная идея сейчас - это начало фашизма, - отозвался дядя Юра.
– Свято верю и надеюсь, что её у нас не будет. Не прокатит до конца. А светлой идеи сейчас наш народ выработать не может. Для этого нет условий. Мы слишком ограничены, слишком обездолены. Давно все разобщены и думаем лишь о еде. Какая уж тут духовность, какое благородство? Не будучи оболваненным, в нашей стране сейчас даже не выживешь.
– Беседовал я с иностранцами, - отозвался Николай.
– Они меня уверяли, что у нас ещё, в отличие от них, есть куда идти. Что мы - молодая нация. Просторы у нас необъятные, ресурсы...
– Не верю я, дать, что нация может быть молодая или старая, - усомнился дядя Юра.
– Все мы родились или от отца Адама и матери Евы, или от облысевших обезьян. А знаешь, какова, дать, наша главная беда? Претензия на крутость. Нищенский гламур... Который не позволяет протянуть голодному кусок хлеба: типа, нет у нас голодных. Страусиная болезнь: голову в песок, не замечаю, мол, что всё давно развалилось...
– У меня осталась лишь одна надежда: что природа просто возьмет всю нашу так называемую цивилизацию - и в мусорник! К лучшему, к худшему - уже всё равно. Просто так, как есть, быть не должно.
– Никола! Обернись! К нам, дать, гости идут!
– воскликнул дядя Юра.
Действительно, со стороны дороги к костерку приближались Андрей и Сан Саныч.
– Добрый день!
– приподнял кепку Андрей.
– Можно присесть? Здравствуй, Юра! Я - Андрей, а это - Сан Саныч, известный грибник и любитель леса, - отрекомендовался он Николаю.
– А я -- Николай, сторож этой поляны, - пошутил тот в ответ.
– Присаживайтесь!
– Мы с Сан Санычем встретились по дороге, случайно. Набрели одновременно на один очень интересный камень: надгробную плиту с выбитым на ней крестом. Она, по-видимому, раньше вертикально стояла, а потом - упала. Лежит посреди хоженой тропы древний надгробный камень, и никто его не замечает. На этом камне крест равносторонний выбит. И какая-то надпись. Но её прочесть невозможно.
– Чай травный будете?
– предложил Николай.
– Не откажемся, - улыбнулся Сан Саныч.
– А потом мы решили на здешнюю лагуну прогуляться, уж больно тут места красивые. Так я ещё километра за три от вас, на подходе, сказал, что энергетика места изменилась. Вдруг почувствовал это.
– Вот это да! Это, дать, Никола своей Мандалой кашу заварил. А мы, видимо, привыкли к ней уже, да не замечаем. Никола, к тебе уже экскурсанты начали приходить! Мне пора гидом становиться. И табличку повесим: начало просмотра -- здесь!
– хихикнул дядя Юра.
– Неужели, действительно на таком аж расстоянии наша Мандала почувствовалась?
– удивился Николай.
– Я хорошо знаю здешние места. Не первый год приезжаю. Здешняя земля много хранит разных напластований, - сказал Сан Саныч.
– Например, многие думают, что если здесь повсюду холмики встречаются, так это местность такая: холмистая. А это - могильники кругом. Здесь везде, сплошь, захоронения. И места эти таинственные. Разрушений, конечно, много было - и это не только наследие второй мировой. Еще и раньше стали разрушать дольмены: просто, чтобы камень использовать в строительстве. А со второй мировой тут масса железяк валяется: каски, гильзы, патроны... Но, в общем-то, места эти - давно были окультурены, здесь раньше сплошь сады были: потому и растут везде дикие яблони, груши, алыча... Это я всё к тому веду, что сегодня я шёл по лесу, и вдруг почувствовал нечто странное, чего никогда не чувствовал даже в этих, весьма странных, местах: будто здесь, откуда ни возьмись, образовался островок совершенно нетронутого, первозданного леса. В котором властвуют духи, стихии, природные стихиали... С нимфами, козлоногими фавнами, живой и мертвой водой. И у этого природного места есть своя собственная сила и своя энергия. И, между прочим, оно растёт, увеличивается...
– Н-да... Что-то подобное я тоже чувствую. Только, быть может, дело вовсе не в Мандале, - озадаченно проговорил Николай и подмигнул дяде Юре.
– Ну, а как, дать, нынче обстоят дела на большой Поляне? Там как с энергополем?
– поинтересовался тот, меняя тему.
– Приходите, сами увидите, - уклончиво ответил Андрей.
– Если интересуетесь.
– Ну я, быть может, как-нибудь и загляну. А для Николая путь туда отрезан. Ещё в прошлом году вышибли оттуда. Сказали, чтобы он в Магниты больше даже и носу не казал. Попал наш Никола в самый чёрный список, - хихикнул дядя Юра.
– Да, было дело, - поведал, улыбнувшись, Николай.
– Только я, в отличие от многих, кого тоже выставили - не уехал, а сюда переметнулся. А Магниты тогда не на большой Поляне крутили, а неподалёку отсюда.
– И давно ты в Магнитах? Лицо твоё мне вроде знакомо, - спросил Сан Саныч.
– Вообще-то, я сюда три года назад попал. Случайно. Я почитай что местный, из соседнего посёлка. Ехали мы на грузовичке с друзьями к кому-то из здешних в гости: не помню, к Митяю, кажется. По дороге вышли, к лагуне сходить, искупаться. И заметили на Грушевой поляне странное сборище. Люди кружком стоят, и лица у всех - благостные. Мантру какую-то поют. Наши издали им что-то проорали, руками помахали... А в поселке мне стало скучно. Свои вопросы, какие хотел, я решил. А на пьянку-гулянку, какую они затеяли, оставаться не стал. Пойду, думаю, назад пешком. Сам, один. По лесу. К раннему утру, глядишь, и домой добреду. Семь вёрст -- для бешеной собаки не крюк. И двинул. Так вышло, что некоторые из эзотериков тоже по грунтовке тогда шли. В эти места направлялись. Молока в посёлке купили козьего - и назад. Ну, я с ними по пути и разговорился. Меня к костерку пригласили и поначалу очень хорошо приняли. Ну, я там и застрял...