Русь нерусская: Как рождалась «Рiдна мова»
Шрифт:
Трудно сказать, как сложилась бы судьба Франции, если бы там в 1917 году произошла революция, в результате которой власть в Провансе захватили бы тамошние грушевские и петлюры. Как бы там ни было — этого не случилось. На юге Франции не провозглашалась «Провансальская народная республика», не проводилась насильственная провансализация, не объявлялся вне закона французский язык. После поражения Германии в первой мировой войне поддерживаемое из Берлина провансальское движение сошло на нет.
В России всё сложилось иначе. Первую мировую войну она проиграла. В результате, вышвырнутые с Украины собственным народом вожди Центральной Рады вскоре вернулись в обозе немецких оккупационных войск. В течение года украинофилы насаждали здесь самостийническую идеологию. Правда, несмотря на активную помощь немцев, особого успеха всё-таки не достигли. «Трудность положения на Украине состоит в том, что центральная рада кроме наших войск не имеет за собой никого. Как только мы уйдем, все пойдет насмарку» — записывал в своем дневнике 12 марта 1918 года генерал М. Гофман, начальник штаба германского Восточного фронта.
Осознав, что имеют дело с политическими банкротами, немцы разогнали Раду и вручили власть гетману П.П.Скоропадскому, надеясь, что при нем строительство «незалежной державы» пойдет быстрее. Но надежды не оправдались. «Я боюсь только, как бы созданная с таким большим трудом Украина не пошла опять насмарку», — записывал Гофман в дневник 6 мая. «Никакого украинского национального движения мы на Украине не видим… Для того, чтобы оно существовало, нужно проводить соответствующую работу на селе, а такой работы что-то не видно» — заявили представители германского командования делегации ненькопатриотов. «Дело национальной государственности переходило в очень опасное состояние, — вспоминал А.Ф.Саликовский. — Помимо сознательных элементов народа, которых было пока что не так много, как, скажем, в Галиции, и помимо демократических кругов украинской интеллигенции, идея национального украинского государства не имела сторонников».
Еще хуже «розбудова державы» пошла после захвата власти С.В.Петлюрой. Формально восстание, в ходе которого в декабре 1918 года был свергнут гетман Скоропадский, возглавлялось Директорией. Но фактически, как признает все тот же А.Ф.Саликовский, основную массу повстанцев составляли большевистски и анархически настроенные элементы. Устоять с таким войском против красных у Петлюры не было ни единого шанса. «Армия народной республики билась с большевиками неохотно и отступала даже без всякого повода. Единственной опорой Республики были галицкие воинские части, но их было очень мало и с ними нужно было обращаться очень бережно, чтобы не остаться и без этой небольшой силы».
Итог петлюровской авантюры известен. В начале 1919 года красная армия, не встречая серьезного сопротивления, заняла большую часть Украины. Петлюровцы бежали в западном направлении. Именно к этому времени относится известная поговорка: «В вагоне — Директория, под вагоном — территория» (т. е. территория, контролируемая петлюровским правительством, ограничивалась землей под железнодорожным вагоном, где это правительство помещалось). Правда, в конце лета 1919 года, когда силы большевиков были отвлечены на борьбу с Деникиным, Директории удалось вновь захватить часть Правобережной Украины, но ненадолго. Осенью того же года петлюровцев разгромили деникинцы. Когда же (в декабре 1919 г.) белогвардейцы потерпели поражение от большевиков, красная армия без труда разбила вновь попытавшегося высунуться Петлюру. Не имевшее никакой опоры в народе, жовто-блакитное воинство не являлось серьезным противником ни для белых, ни для красных.
Крах «национально — освободительной» борьбы вызвал в украинских кругах шквал критики по адресу С.В.Петлюры и его ближайшего окружения. Но причина поражения самостийников была не в том, что петлюровское правительство состояло из «законченных идиотов» (так считал Степан Баран, заместитель председателя Украинского Национального Совета, представительного органа, созданного украинскими политическими партиями вместо парламента), из людей «прямо страшных по своему интеллектуальному убожеству» (так характеризовал украинских министров А.Доценко, личный адъютант Петлюры) или из деятелей не способных к «мудрой политике» (точка зрения А.Ф.Саликовского). Хотя и с вышеприведенными мнениями трудно не согласиться (кто же еще, кроме умственно отсталых субъектов, мог в то время поверить в «украинскую национальную идею»?). Главная причина краха петлюровщины заключалась в том, что абсолютное большинство коренного населения Малороссии просто не воспринимало идею национального и политического сепаратизма, отделения от Великороссии. «Приходилось иметь дело с темными, необразованными массами, которых со всех сторон окружают элементы враждебные национально- демократическим идеалам, написанным на знамени украинской народной власти» — объяснял Саликовский. «Невысокой национальной сознательностью народных масс с рабской психологией» оправдывал неудачу Петлюры А.Доценко. А сам С.В.Петлюра, сбежавший в Польшу и обозленный отсутствием народной поддержки, назвал украинцев «недозрелой нацией».
Крупнейший теоретик украинского самостийничества Вацлав Липинский (старательно именуемый современными «национально сознательными» публицистами «Вячеславом») жаловался, что 99 % украинского народа составляют «денационализированные малороссы» и, следовательно, «большинство украинцев — это как раз наиболее наглядное и яркое доказательство невозможности существования Украины». В другой работе он отмечал: «Нации украинской еще нет и — пока не будет на Украинской Земле отдельного и суверенного государства — ее не может быть. Ни одна нация в мире — нация, как факт реальный, а не идеологический — не родилась ранее государства: всегда сначала было государство, а потом была нация. Точно также и украинская нация не может начать родиться с конца, так как такие «рождения» и «возрождения» существуют только в фантазиях беллетристов. Эти — которые сегодня зовут себя «украинской нацией» — это только часть местного украинского общества, причем часть как раз к строительству государства наименее пригодная».
Строки эти были написаны в середине 1920-х годов. Гражданская война уже завершилась, надежды украинских деятелей на построение своего государства рухнули и, как считал В.К. Липинский, «украинская национальная идея» надолго лишилась перспектив. По его мнению, пока держится на Украине советская власть, ни об украинском государстве, ни, тем более, об украинской нации не может быть и речи. Но Вацлав Казимирович ошибся — украинское государство создали именно большевики.
К оценке того, как разрешался национальный вопрос на Украине в советское время, следует подходить взвешенно. Вряд ли можно возражать против лозунга самоопределения наций, провозглашённого революцией. Другое дело, что при осушествлении этого лозунга на практике не удалось избежать ошибок и перегибов. Отчасти сказалась неопытность ряда руководителей молодого государства, отчасти — и об этом тоже надо сказать — наличие среди этих руководителей злобных русофобов (Л.Д.Троцкий, Н.И.Бухарин и др.). Необходимо учесть и те условия, в которых приходилось принимать решения. Сначала жесточайшая гражданская война и интервенция. Затем государственное строительство в условиях враждебного внешнего окружения и постоянной угрозы военного вторжения. Сложная внутриполитическая ситуация.
Значительно отразилась на национальной политике ультрареволюционная идеология, стремление «весь старый мир разрушить до основанья». Партийные идеологи отмечали, что идеи социализма легче прививать вновь возникшим нациям, лишь начинающим культурное развитие, чем нациям с уже устоявшимися культурными традициями, проникнутыми «монархическим и черносотенным или буржуазным содержанием». Народы, только осознающие себя как национальности, приобщаясь «к новой, создающейся у них культуре», «имеют счастье получить сразу здоровую, марксистскую, революционную пищу, не испытывая в то же время влияния чуждых и вредных идеологических течений (не считая религии)». Оторвать малорусскую ветвь русского народа от корней, создать из нее нечто новое, более податливое для восприятия социалистических идей — такая перспектива привлекала революционеров.
«Что может навредить ясности развития пролетарской литературы в России — ее своеобразному расцвету?» — ставил вопрос сторонник революционной украинизации А.М.Лейтес и тут же отвечал на него: «Этому мешают великие традиции старой русской литературы. Пролетарский поэт, который творит вчерашним языком помещичьей и буржуазной культуры, неосознанно (и психологически неизбежно) заражается языком этой культуры, эмоциональными наслоениями, которые оставила старая культура в русском литературном языке. Бытие определяет сознание. Это касается и «общественного бытия языка». Не только поэт обрабатывает слова, но и слова, которыми пользуется поэт, обрабатывают этого поэта. Бытие русского литературного языка очень часто создает депролетаризацию сознания многих талантливых пролетарских поэтов, которые этим языком пишут… Нигде так не крепок закон наследования, как в области культуры. Ничто так постепенно не прорастает, как новая культура из культуры старой». Поэтому, считал Лейтес, социалистическую культуру на Украине лучше строить опираясь на украинский литературный язык, «не загипнотизированный мертвой культурой прошлого».
На те же преимущества для строителей социализма указывал ярый украинизатор В.Ганцов, замечавший, что «главная разница» между украинским и русским литературными языками состоит в том, что украинский язык — язык новый, лишенный «тех давних традиций, которые неразрывной цепью вяжут русский литературный язык со старыми веками… В новом украинском литературном языке, который сделался органом новой литературы, мы не видим уже старых традиций, какими питался язык предыдущих веков». Действительно, украинский язык нельзя было назвать «языком буржуазно-помещичьей культуры», и с этой точки зрения он вызывал у революционеров большие симпатии.