Русь против европейского ига. От Александра Невского до Ивана Грозного
Шрифт:
Перейдя реку Двину, он демонстративно располагается на ее берегу лагерем, делая вид, что дает войскам отдохнуть. В действительности он поджидает Герденя, выставляя себя как приманку. И тот не замедлил явиться, да не один, а вместе с союзными князьями. Всего литовец привел семь сотен воинов, что было подавляющим преимуществом против 300 бойцов Довмонта. Но тут псковский князь и вовсе удивил Герденя, сделав совсем уж необдуманный шаг, – он отвел свое воинство от реки и отправил во Псков весь полон и добычу, приставив к ним для охраны 200 воинов. Пусть лучше идут во Псков с полоном да трофеями и славят там Довмонта, а с недругом он сам разберется. Война с Герденем была личным делом Довмонта, и впутывать в нее своих новых подданных он не хотел. С князем осталась лишь его дружина и немногие добровольцы. Всего 90 ратников против семи сотен. Могло показаться, что Довмонт просто лишился разума. Ведь такими действиями он не
Летопись называет имена тех князей, которые пришли на помощь Герденю, – великий князь литовский Поторт, а также Гогорт, Лотбей и Люгайло. Судя по всему, они прибыли только со своими дружинами, призывать под свои знамена ополчение времени не было, иначе их было бы еще больше. Хотя и тех сил, что они привели на берег Двины, было более чем достаточно, чтобы раздавить ратников Довмонта. Поэтому Гердень с союзниками просто упивались своей силой и превосходством. Литовцы были уверены в победе, и вполне вероятно, что эта самоуверенность их и погубила. Беспечность сыграла с ними злую шутку, притупив их бдительность. Литовцы не углядели в странных действиях Довмонта никакого расчета, ничего подозрительного.
Оказалось, что псковский князь сознательно отступил от переправы, создавая у литовцев видимость беспрепятственного продвижения на противоположный берег. Дальше случилась неожиданность. Как свидетельствует Новгородская I летопись старшего извода, воины Довмонта атаковали литовцев в тот момент, когда они переправлялись через Двину: «Литва же начаша бродитися на сю сторону; тогда пльсковичи сняшася с ними». Псковский князь поставил все на этот внезапный удар, включая собственную жизнь и жизни своих воинов. Но смелым и отважным сопутствует удача.
Литовцы от неожиданной наглости Довмонта растерялись, а затем, забыв обо всех своих преимуществах, больше думали о спасении жизней, чем о победе. Разгром был полный, княжеские дружинники и псковские ополченцы рубили врагов как капусту, завалив их телами весь берег. Кто из литовцев успел, тот бросился в реку и поплыл прочь, но лучники Довмонта, растянувшись цепью, расстреливали беглецов. Сотни мертвых тел плыли вниз по реке, волной их прибивало к берегу и островам, где они и оставались лежать на пищу воронам. Погиб князь Поторт и остальные князья, лишь один Гердень удрал с побоища с кучкой телохранителей. Что же касается потерь у Довмонта, то у него погиб всего один человек, псковитянин «Онтон, сын Лочков, брат Смолигов» (Псковская III летопись). Все остальные были живы и здоровы.
Победа была знаковая. Русское воинство вернулось домой с богатой добычей и большим полоном. Довмонт доказал, что он не только талантливый военачальник, но и то, что умеет беречь кровь и жизни своих людей. Псков окончательно признал своего князя.
Что же касается Герденя, то он не ушел от мести Довмонта, потому что по зиме князь вновь повел псковичей и пожелавших принять участие в походе новгородцев на Литву, прикончил своего недруга и, разорив значительные территории, вновь с победой вернулся домой. Причем Новгородская I летопись младшего извода отмечает довольно интересный факт: «и много ихъ повоеваша, и приидоша вси здрави». То есть опять поход очень успешный, а потери минимальные! Воистину не числом воевал князь Довмонт! Теперь уже разбойничьему литовскому племени пришлось трястись за свою шкуру, поскольку неистовый воитель мог обрушить на них свой карающий меч в любое время. На северо-западных границах Русской земли появился грозный защитник.
Но теперь взбеленился великий князь Ярослав. Ему явно пришлось не по душе, что псковичи «не посоветовались с товарищами» и, не согласовав с центром, сами выбрали себе князя. Ярослав Ярославич решил их крепко проучить, собрал полки и пошел на Псков, решив раз и навсегда решить эту проблему. Но история полна парадоксов. Как мы помним, когда беглецы из Литвы вместе с Довмонтом появились во Пскове, то именно новгородцы возжелали их крови, и только вмешательство Ярослава остановило кровопролитие. Теперь же он идет войной на этот самый Псков и на этих самых литовцев, и по логике вещей, новгородцы с радостью должны были присоединиться к его полкам. Только вот когда речь заходит о новгородцах, о логике следует забыть. Трудно сказать, почему они в этот раз поднялись против Ярослава. Скорее всего, дело было совсем не в Довмонте, его личность новгородцев интересовала постольку-поскольку. Просто они в очередной раз получили возможность вставить
Между тем новгородцам не пришлось жалеть о том, что они поддержали Довмонта, ибо на следующий год псковский князь плечом к плечу вместе с ними рубился против немцев и датчан под Раковором. Именно псковские ратники вместе с дружиной Дмитрия Переславского спасли от полного уничтожения разгромленный новгородский полк, позволили ему перегруппироваться и пойти в контратаку. Судя по всему, именно отряд Довмонта понес наименьшие потери среди русского воинства, поскольку он оказался единственным из русских князей и воевод, кто продолжил поход в Прибалтику. Остальные полки и дружины понесли страшные потери. «Много и наших избиено бысть. А князь Домант поиде в землю непроходимую, иде на вируяны и плени землю их до моря, и Поморие воева, возвратися с победою великою» (Пискаревский летописец).
Но бессмысленный поход новгородцев на Раковор имел самые печальные последствия, причем в первую очередь для псковичей, поскольку Псков в отличие от Новгорода находится гораздо ближе к орденским землям. Своими неразумными действиями вечевики добились того, что объединили против Руси всю католическую Прибалтику. Сразу же резко ухудшилась обстановка на русско-ливонской границе, отряды крестоносцев стали регулярно нападать на псковские земли, грабить и сжигать деревни и погосты.
Но Довмонт был тоже князь воинственный, он не княжил «лежа на боку» и свой кусок хлеба отрабатывал сполна. Получив известие о том, что крупный отряд ливонцев внезапно напал на порубежные села, разграбил их, а затем стал спешно уходить к границе, князь собрал всех, кто был под рукой, и не став дожидаться, когда соберется остальная дружина, неистовый князь бросился в погоню. Было с ним всего шестьдесят бойцов. Погрузившись на пять насадов, они пошли по реке догонять крестоносцев, которые уходили и по воде и берегом. Знал ли Довмонт, сколько на этот раз ему противостоит врагов? Знал, не мог не знать. Но не испугался. Хотя в этот раз против него сражались не полудикие литовцы, а вооруженные до зубов немцы, которые умели и любили воевать.
800 крестоносцев против 60 дружинников.
23 апреля на реке Мироповне Довмонт настиг врага и разбил наголову. Вполне вероятно, что князю удалось подловить немцев тогда, когда они расположились на отдых и посчитали себя в безопасности.
Довмонт был литовцем, а этот народ мастерски владел искусством засад и внезапных нападений. Воспитанный на воинских традициях своих литовских предков, псковский князь удачно использовал их как против тех же литовцев, так и против братьев-рыцарей. Скорее всего, именно с помощью внезапного нападения и была достигнута победа на Мироповне. Спастись удалось лишь тем из немцев, кто на двух насадах ушел по реке и, высадившись на небольшом островке, занял оборону. Они надеялись, что Довмонт, насытившись кровью и потеряв элемент внезапности, не захочет атаковать в лоб изготовившегося к бою врага и терять понапрасну своих людей. Добыча богатая, полон отбит, чего зря кровь лить. Однако псковский князь был из тех, кто любил доводить начатое дело до конца, а врага Довмонт, привычный с детства к жестоким порубежным схваткам, никогда не жалел. Всегда стремился вырезать полностью. Не давая противнику утечь, добивал без жалости и пощады. И потому, заметив, что островок, на котором крестоносцы приготовились к бою, покрыт густой растительностью, он просто распорядился его поджечь. Вот и все. Запек ливонцев прямо в доспехе. Ни одному не удалось уйти живым.
Псковская III летопись так рассказывает об этом эпизоде: «Боголюбивый же князь Домонтъ, ехав и зажже островъ, и пожже ихъ под травою, а инии побегоша, а власи их зажжени горятъ, а иных иссече, а инии истопоша в воде». Судя по всему, при описании этого эпизода летописец пользовался воспоминаниями одного из участников достопамятного сражения, ибо выдумать такую мелкую деталь, как горящие патлы католиков, вряд ли возможно. Выскакивающие из огня немцы, у которых длинные волосы действительно были охвачены огнем, произвели на русских ратников неизгладимое впечатление. Тех, кто избежал адского пламени, иссекли мечами; тех, кто ушел от мечей, загнали в реку, где все супостаты и утопли.