Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва
Шрифт:
– Прикуси язык! – Ханум дернула Мамая за рукав халата. – Сядь! На кого ты похож? Стыдись, муж мой! Думаешь, тебе к лицу пьяные выходки! Закуси жареным мясом и ложись спать.
За ужином Мамай больше помалкивал, поскольку Ханум не давала ему и слово вставить. Ханум почти не притрагивалась к еде, она много говорила, вспоминая прошлые победы Мамая и его удачные походы. Вступив в войско двадцатилетним десятником, Мамай стремительно пошел в гору и уже к тридцати годам стал темником, то есть верховодил отрядом в десять тысяч всадников. Когда в Золотой Орде началась смута и ханский трон переходил из рук в руки, для Мамая наступила пора истинного могущества. Имея сильное войско, Мамай обогащался,
– Татарская знать трепетала пред тобой, муж мой, – молвила Ханум, угодливо улыбаясь Мамаю и подкладывая ему самые лакомые куски. – Не говоря уже о кипчаках и саксинах. Вот почему меня так возмутил поступок Кайраука. Верно говорят мудрые люди: друг познается в беде…
Успокоение, наступившее в душе Мамая после выпитого кумыса, куда-то вдруг улетучилось после слов Ханум. Злоба и ярость опять начали закипать в Мамае. После ужина Мамай завалился спать, однако, сон никак не шел к нему. В ушах Мамая звучал голос Ханум, твердивший о том, что льву достаточно один раз как следует рыкнуть, чтобы все шакалы вокруг мигом поджали хвост.
Посреди ночи Мамай призвал к себе своих приближенных, приказав им седлать коней. Во главе тысячи всадников Мамай устремился вдогонку за отрядом Кайраука.
По степи гулял пронизывающий ветер, мелкий холодный дождь бил в лицо. Однако непогода не остановила Мамая, который горел сильным желанием жестоко наказать Кайраука за неповиновение.
Мамай действовал с присущим ему коварством, поначалу отправив к Кайрауку военачальника Тогана с тридцатью конниками из его куреня. Тоган, догнавший отряд Кайраука, наговорил тому, будто он тоже ушел от Мамая, не веря в его победу над Тохтамышем. Во время ночевки в степи люди Тогана бесшумно зарезали воинов Кайраука, стоявших в дозоре.
На рассвете стоянку окружили нукеры Мамая. Кайраук и пять сотников из его отряда были обезглавлены. По приказу Мамая, их отрубленные головы были насажены на колья, вбитые в землю. Воины-кипчаки из отряда Кайраука пребывали в растерянности, никто из них не осмелился оказать сопротивление людям Мамая. Начальство над кипчаками из племени карабиркли взял военачальник Тоган. Такова была воля Мамая.
Прежде чем двинуться обратно к реке Хопер, Мамай дал своим воинам день на отдых. Неподалеку пролегала караванная тропа, ведущая от верхней Волги к устью Дона. Возле этой тропы возвышался древний кипчакский курган с каменной статуей на вершине. В пору язычества кипчаки погребали свою знать в таких курганах. Приняв ислам, кипчаки перестали насыпать холмы над захоронениями своих вождей. Близ кургана тесной кучкой стояли несколько глинобитных хижин, давно покинутых их обитателями. Жившие здесь когда-то оседлые кипчаки по какой-то причине ушли отсюда. Теперь в этом брошенном селении коротали ночи лишь случайные путники и купцы, проходившие по степному шляху.
Это пустующее селение стало местом стоянки и для Мамаева отряда.
Глава 7. Мамаев курган
Каменные изваяния, которые устанавливались на могильных холмах предками нынешних кипчаков, назывались балбалами. Это слово в переводе с кипчакского наречия означает одновременно и душу умершего человека, и каменную стелу, и место для жертвоприношений. В далеком прошлом кипчаки воздвигали каменные статуи на курганах не только в честь вождей, жрецов и прославленных воинов, но также и в честь знатных женщин. Поэтому эти древние степные изваяния имели как мужской, так и женский облик. Причем, мастера-каменотесы не просто создавали на своих творениях мужские и женские лица грубой отделки, но придавали каждой каменной статуе черты сходства с каким-либо знатным вождем или с кипчакской хатунью, покинувшими сей бренный мир.
С юных лет кочуя по степям, Мамай успел перевидать великое множество кипчакских балбалов, этих немых свидетелей былого могущества кипчакских племен. Кипчаки в свое время отвоевали донские и кубанские равнины у торков и печенегов. В этих привольных краях кипчаки чувствовали себя вольготно, успешно воюя со всеми соседями. Длилось это до тех пор, пока сюда не пришли монголы, разбившие кипчаков и поработившие их раз и навсегда. Те из кипчаков, кто не желал жить под пятой у монголов, ушли в Грузию и Венгрию.
Предки Мамая были татарами, но в его жилах текла и кипчакская кровь. Дед и прадед Мамая были женаты на кипчакских женщинах. Татарская знать в Золотой Орде давным-давно перемешалась с имовитыми кипчакскими родами. Татары переняли не только местный кипчакский диалект, но и многое из одежд, украшений и предметов быта кипчакских племен. Культура монголов была столь же чужда Мамаю, как и монгольский язык, не прижившийся на этих южных равнинах. Зато культура кипчаков увлекала Мамая, поскольку она была близка и понятна ему, выросшему в этих краях.
…Ранним утром Мамай стал подниматься на холм, господствующий над караванной дорогой и над всей окрестной низиной. Он шел в гору тяжело и медленно, его сапоги и полы длинного халата намокли от росы, серебрившейся в траве и на кустиках полыни. Проведя ночь в тесной хижине, Мамай не выспался и изрядно продрог. Усилия, затраченные при восхождении на высокий курган, разогрели Мамая. Чистый прохладный воздух взбодрил его.
На вершине холма гулял свежий ветер.
Мамай уверенно зашагал к каменной статуе, утопавшей в высокой траве. От Мамая не отставали два молодых нукера в кольчугах и шлемах, с саблями на поясе, с луками и стрелами за спиной.
Двое дозорных при виде Мамая отвесили ему поклон, отступив в сторону. Пронизывающий ветер, видимо, сильно донимал воинов, стоявших здесь в дозоре. Дабы согреться, часовые не стояли на месте, но расхаживали вокруг каменного истукана, за ночь вытоптав на траве широкий круг. Мамай запретил разводить костер на вершине холма, но позволил дозорным сменяться через каждые два часа.
Остановившись в двух шагах от статуи, Мамай принялся внимательно разглядывать ее. Истукан был вытесан из цельной глыбы светло-серого туфа и достигал в высоту человеческого роста. С первого взгляда можно было понять, что это кипчакский воин в панцире и шлеме, опоясанный ремнем. Резец каменотеса искусно воссоздал в этом изваянии черты лица пожилого бородатого мужчины с пышными усами, кончики которых были закручены кверху. У статуи был тонкий прямой нос, густые низкие брови, широкие скулы и миндалевидные глаза, посаженные довольно близко к переносице.
Дабы камень не выветривался с течением времен, древний мастер тщательно отполировал свое творение. Истукан носил на себе следы охристых красок, которыми он был когда-то раскрашен. Судя по всему, усы и борода этого каменного воина некогда имели желтый цвет, одежда на нем была темно-зеленая, а шлем и панцирь – темно-красными. За прошедшие столетия дожди почти полностью смыли краску с этой статуи.
Чаще всего каменные кипчакские «бабы» представляли собой прямостоящие фигуры. Однако среди них попадались скульптуры и в сидячем положении. Сидящим оказался и каменный истукан, которым заинтересовался Мамай в это ветреное осеннее утро. Все кипчакские статуи, виденные в прошлом Мамаем, неизменно держали в руках неглубокие каменные горшочки, куда родичам полагалось класть что-нибудь съестное в виде подношений душам умерших предков. Имелся такой сосуд и в ладонях пышноусого каменного воина, возле которого застыл Мамай в глубокой задумчивости.