Русь залесская
Шрифт:
«Не уберёгся. Ордынцев остерегался, а о своих позабыл. Вот те и раз», - подумал он.
За спиной кто-то спросил:
– Он самый?
Лука поспешно обернулся.
Из-под нависших бровей на него сурово смотрел князь Александр.
– Он, - поспешно ответил старый воин.
– От самого Сарая за нами увязался. Пайцзу нам показывал.
– Пайцзу?
– Александр присел на валявшееся седло.
– От кого и куда скачешь, чернец, и почему за нами следом?
– От протоиерея Давыда в Москву к митрополиту Феогносту послан.
–
– резко бросил князь.
– Тяжко заболел отец Давыд и ныне молит владыку отпустить его доживать в Даниловском монастыре. А вместо него прислать другого протоиерея.
– Когда мы Сарай покидали, отец Давыд здрав был,- с недоверием произнёс Александр.
– Нежданно та беда пришла, - нашёлся Лука.
– Добро, отпущу я тебя, чернец, но только не сразу.
– Александр поднялся.
– Бо пусти тя нынче, вот ты и поспешишь до Москвы ближней Рязанской дорогой, да и упредишь князя Ивана. А мы же пока кружным путём к Твери доберёмся, глядишь, нас там уже Ивановы воины подстерегают. Нет уж, вот довезём мы тя до Твери да там и отпустим… Ты же, - он повернулся к старому воину, - глаз с него не спускай да по ночам вяжи…
Нет, не убежать Луке, крепко стережёт его старый воин. Ночами он вяжет Луке руки и ноги, сам тут же спать укладывается.
Давно миновали они Козельск, где-то в стороне остался Можайск.
Луке не спится. Он сидит, прислонившись к сосне, смотрит в темноту. Связанные руки затекли. Лука пытается пошевелить ими, но ремень больно врезается в тело.
«Экий пёс, - подумал Лука о старом воине, - знал князь, кому поручить меня… Как весть подать великому князю?»
На бугре чернеет княжеский шатёр, рядом с ним неподвижная фигура дозорного. Неподалёку от Луки фыркают стреноженные кони.
Лука перевёл взгляд на погасший костёр. Волчьими глазами сверкают тлеющие головешки.
Прямо перед Лукой поле, за спиной лес. Иногда лес сонно вздыхает. Сон сморил дружину. Лука закрыл глаза, снова задумался. На мысль пришёл Данилка, а рядом с ним всплыло лицо Василиски. Глаза у неё голубые, под длинными ресницами, а на щеках ямочки. Люба она ему, но Лука и сам себе боится признаться в этом, ведь она жена друга.
Луке почудилось за спиной чьё-то сопение. Он повернул голову, но в темноте ничего не разобрал. Может, зверь?
– Не спишь, монах?
– прошептал незнакомый сиплый голос.
– Дай-кась ремни перережу.
К рукам прикоснулось холодное железо, и Лука свободно повёл плечами.
– Кто ты?
– чуть слышно спросил он.
Сиплый голос ответил:
– Лесовик я. Серёгой зовут меня.
– Дай нож, Серёга, бо у меня и ноги связаны. Да тихо, рядом спят.
Лука быстро перерезал ремни. Серёга шепнул:
– А теперь в лес. В лесу не сыщут.
Лука крадучись двинулся вслед за Серёгой. Тот идёт бесшумно.
В лесу совсем темно. Серёга иногда проронит:
– Не отстал, монах?
– и снова молчит.
Наконец они вышли на небольшую поляну. Серёга присел.
– Слышь, монах, а може, я тя напрасно вызволил? Може, тебе поделом руки и ноги спутали?
– Нет, Серёга, не напрасно. Ехал я из Орды. Важную весть вёз великому князю московскому, а князь тверской велел связать меня.
– Вот оно что!
– разочарованно протянул Серёга.
– А я-то вызволял тя, думал, товарищем будешь…
– Ин нет. Путь мне, Серёга, на Москву. И как можно скорей. Да вот опешили меня. Мне бы коня. Без коня мне нельзя.
– Ишь чего задумал! А важна, говоришь, та весть?
– Очень важна, Серёга, не токмо для князя, но и для всех нас, для Русской земли…
– Ну, коли так, - Серёга поднялся, - будет тебе конь. Мы те в болярской вотчине его раздобудем. Скачи к своему князю.
Глава 3
Подошло к концу жаркое лето. По утрам выпадают холодные росы, стали прохладными вечера. Привял лист на берёзе, чище светят ночами звёзды. Москва ещё строится, и на улицах слоем лежат пересыпанные мелкими опилками кора и щепки…
Сумерками возвращался Данилка домой. Он идёт не торопясь, засунув большие пальцы рук за пояс. На нём нет ни кольчужной рубахи, ни шлема. Дышать легко, свободно.
Полюбил Данилка Москву, а особенно теперь, после пожара, когда столько сделано своими руками. Ему по сердцу нынешний дубовый Кремль. Он крепче и больше прежнего. Нравятся и новые усадьбы горожан. Вот и свой дом, вместо сгоревшего, Данилка сделал просторнее, светлее. Вместе с Василиской радуется тому, что скоро в нём появится ещё один жилец, маленький человечек… А как хочется Данилке, чтоб это был сын!…
Он подошёл к дому. В оконце брезжит свет лучины. Данилка знает, что Василиска поджидает его. Он миновал пристроенную к дому конюшню. За бревенчатой стеной фыркал и перебирал копытами конь.
– Что землю топчешь?
– отозвался Данилка.
Заслышав голос хозяина, конь призывно заржал. Данилка поднялся на крыльцо, миновал тёмные сени. Дверь в горницу подалась бесшумно. В горнице полумрак. Тускло горит в подставке берёзовая лучина, поблескивают на стене доспехи, в углу, на полке, примостились глиняные миски, горшки.
Василиска стояла спиной к двери. Она повернулась к Данилке, улыбнулась. Он положил ей руки на плечи, ласково промолвил:
– Лада моя.
Она заторопилась накрывать на стол, налила в миску щей, нарезала хлеб. Данилка снял саблю, повесил на колок. В сенях раздался топот, и в горницу заглянул Лука.