Русалия
Шрифт:
И одутловатое усталое лицо двойника с грустными глазами, обрамленное длинными курчавыми локонами, после пятого десятка лет земного пути изрядно поредевшими и давно уж растерявшими цвет перьев ворона, лицо, глядевшее из желтого сумрака золотого зеркала, тоже не понравилось Иосифу. Все в нем будто едва заметно текло вниз: невысокий круглый лоб, выпуклые глаза с небольшими пятнышками темной радужки в крупных желтых створках век, каплевидный нос и эта отвислая (сейчас почему-то мокрая) нижняя губа, все стекало в мягкую складчатую шею… Иосиф громко втянул носом воздух и резко (насколько то было дано ему) отвернулся от ехидного золота.
– Ирам! –
Тотчас явился Ирам, крупный и свежий улыбчивый еврей, с сосудом для мочи в руках, - и сразу же огромная опочивальня сделалась меньше и уютнее. После того, как принесенный им сосуд был наполнен, Ирам решился произнести слово:
– Могу ли я передать господину моему, великому мэлэху приятную весть?
– Но только, если приятную, - пропел в ответ полуженским голосом Иосиф.
– Мой господин, несколько часов назад во дворец доставили свежайшую щучью икру. Как раз из того места, в котором, мой господин считает, она бывает наилучшей.
Слуга, безусловно, знал свою работу. Заспанные глаза господина раскрылись чуть шире, и в них даже блеснул шалый огонек.
– Велите поднять из ледника?
– Велю. Что еще нового?
– Ну…
– Понятно, - нахмурился Иосиф. – Разве может утро начаться одними приятными новостями! Говори.
– Нет-нет, - поторопился успокоить его Ирам, - ничего плохого. Мой господин просил напомнить, что с утра он ждет в гости рабби Нафана…
Властитель Хазарии, вроде, ничем не выдал своего неудовольствия, и все же блеск в его выпуклых глазах померк под опустившимися чуть ниже тяжелыми веками.
– Иди, - сказал он. – Воду сюда. Накидку подай синюю. С серебром.
Царская опочивальня наполнилась людьми, протиравшими царское тело полотенцами, смоченными душистой водой, чесавшими и завивавшими царские волосы, чистившими ногти, облачавшими очищенное тело в сверкающие серебром и лазурью одежды, обрызгивавшими те одежды цветочными и мускусными эссенциями, надевавшие на царские руки и шею многоценные браслеты, ожерелья, перстни… Затем в другой палате, стены и потолок которой, как и в предыдущей были изукрашены цветными полосами и магическими символами, Иосиф основательно подкрепился. И вновь округ него вился целый рой челядинцев, приносивших, расставлявших, разливавших, смешивавших… К большинству кушаний, имевшим честь посетить низкий ониксовый столик, Иосиф даже не притронулся, поскольку была подана его излюбленная щучья икра, малосольная, проведшая в рассоле всего несколько часов.
Когда же наконец губы Иосифа, перламутровые от рыбьего жира, были утерты, он совсем в другом настроении выслушал доклад о том, что царица вместе с детьми дожидается в опаловой комнате, а рабби Нафан прибудет с минуты на минуту.
В пестроте расписных стен и невысоких, но многочисленных предметов обстановки, с неумеренной щедростью инкрустированных белыми, желтыми, черными с радужной игрой цветов, красными и зелеными камнями, первый момент не сразу возможно было различить обряженных в столь же цветистые одеяния людей. Но вот из сверканий и радуг бессчетных самоцветов вычертилась округлая женская фигура и, простерши вперед полные руки с короткими пальцами усыпанными перстнями, устремилась к Иосифу.
– Да будет тебе много счастья! – воскликнула женщина, соединяя руки с руками супруга.
– Как твое здоровье, Шифра? – отвечал супруг. – Как твоя печень?
– Ничего. Елеазар принес мне новое снадобье, которое привозят из Русии 3071, - и теперь ничего.
Наружность малика Иосифа и царицы сходствовали друг с другом до невероятия. Постороннему глазу и вовсе могло бы показаться, что перед ним близнецы сестры, одна из которых почему-то облачилась в мужское платье и не успела раскрасить лицо сурьмой и кармином.
– Что случилось, что ты пришла в такую рань и привела всех детей? – спросила та, что была не накрашена. – Идите сюда! Помогите мне сесть. Опять ноги ломит.
Двое старших сыновей поспешили положить несколько ярких подушек на низкий длинный сундук, рдевший от осыпавших его огненных опалов.
– Садись, - указал он жене место рядом с собой. – И вы идите сюда!
Однако всему царскому потомству (еще двоим сыновьям и пяти девицам) места на сундуке не хватило, и они, подобные стае многоцветных эдемских птиц, расселись на ближайших к сундуку креслах и ларях, а самая младшенькая – четырехлетняя Эсфирь – решительно забралась отцу на колени.
– Сегодня девятый день нисана 3081… - нежно улыбнулась кроваво-красными губами Шифра.
– Ну – у… - согласился Иосиф. – Но мы отправляемся в наш летний дворец в конце месяца…
– Конечно. Конечно! Но в месяце нисане мы празднуем…
– Песах?
– Папа, - заерзала на коленях властителя Хазарии малолетняя дочь, - посмотри, у меня тут что-то чешется.
– Да, мой дорогой, - продолжала Шифра, - но ты же знаешь, что каждый год в последнюю неделю перед праздником в любой еврейской семье все собираются для того, чтобы изучать и повторять историю и заповеди Песаха. Так мы подготавливаем себя к празднованию дня освобождения нашего народа из-под гнета злых сил.
Она бросила на мужа осторожный взгляд сильно подведенных глаз и тотчас возвела их горе, зашептала:
– Да превратятся все громы и молнии, набрасывавшиеся на наш народ, в дожди благословения. Да наступит время слова Всесвятого, и да соберет он наших рассеянных из четырех концов земли по пришествии помазанника его поскорее, в наши дни. Амен.
– Амен, - поморщившись повторил Иосиф.
И кое-кто из детей вполголоса отозвался:
– Амен.
– Для этого мы и ждем сейас, - продолжила царица прерванные молитвенным порывом слова, - ждем прихода рабби Нафана, не смотря на то, что много раз…
В дверях появился один из привилегированных слуг и сообщил, что рабби Нафан здесь.
Нафан был всего несколькими годами старше Иосифа. Будь он древним старцем, возможно, царю Хазарии было бы чуть проще справляться при подобных встречах со жгучей досадой: почему ему, владыке судеб народов, многочисленных, как песок на берегу моря, живущих на юге до Баб-ал-Абваба 3092, на севере – до Варяжского моря 3103, до Русского моря на западе, ему, хозяину всех народов на востоке, живущих от Итиля на протяжении четырех месяцев пути, почему ему, царю царей, приходится принимать во внимание чью-то волю?.. Но, конечно, Иосиф прекрасно понимал, что хотя этот человек не имеет непосредственного влияния на пастухов страны Баса 3114, ему подчинено сознание нескольких тысяч единоплеменников, живущих в Итиле или в диаспоре, чья общественная воля и удерживает его на троне Новой Иудеи. И потому надо уметь простить и состояние, едва ли многим уступающее его собственному, и образование, полученное в академии Иерусалима, и то… и то, что этот дерзкий сухощавый человек вовсе не похож на женщину…