Русалия
Шрифт:
Первый священнослужитель Хазарии для посещения царской семьи выбрал облачение самое торжественное, в каковом его можно было видеть в синагоге по значительным праздникам. Несколько слоев драгоценных одежд, доходивших до колена и оставлявших открытыми сухие волосатые голени, оплетенные ремешками сандалий, покрывал наплечник, схваченный золотым поясом, сколотый на плечах массивными золотыми фибулами с ониксом – камнем, из которого был выстроен сметенный Набукудурриусуром легендарный еврейский храм. На груди рабби Нафана искрились двенадцать самоцветных камней, по три в четырех рядах, долженствующие напоминать о двенадцати коленах Израилевых. Высокий войлочный цилиндр на голове, замысловато обвитый парчовым жгутом, дополняла золотая налобная повязка с надписью на арамейском
Без ритуальных ужимок, по-свойски, рабби был встречен семьей и с радушием усажен в низкое и широкое кресло, опаловые вставки на котором составляли основные иудейские символы. Иосиф, правда, вновь поморщился в тот момент, когда Нафан, внимательно оглядывая роскошное седалище, огладил золоченые подлокотники, но объяснил себе это тем, что в этот момент ощутил обычную колющую боль в почках.
– Прекрасная работа! – птичьим гортанным голосом похвалил Нафан предложенное ему кресло. – Неужели у нас научились делать?
– Нет-нет. Подарок Эдома, - неаккуратно прикрыв смущением невольную похвальбу, улыбнулась большими немолодыми накрашенными губами Шифра. – Но изготовлено оно все равно в Куштантинии.
Иосиф и Шифра переглянулись, проделав это до потешности единообразно. Несмотря на сие их необыкновенное сходство, делавшее их похожими на сестер, Шифра, вне всякого сомнения, смотрелась куда свежее своей «сестры» Иосифа: во всем ее теле, в арбузном животе и дынеподобных грудях, в затопившем лицо жирке, в светло-карих подрисованных глазах и большом красном рте с отвалившейся нижней губой было куда больше жизни, взыскивающей внимание чувственности, нежели в облике малика. Переглянувшись, и малик, и его супруга единовременно произвели руками, вспыхивавшими самоцветным блеском, одинаковый жест, готовясь произнести слово, но Шифра оказалась проворнее:
– Дорогой наш рабби, если тебе понравилось…
– Нет-нет, благодушная Шифра, - сипло закурлыкал Нафан. – Мое почтение твоему великолепию, Иосиф! Но сегодня мы собрались здесь не для того, чтобы говорить о бренном. Ведь в эти дни все евреи земли, живущие в Итиле, в Багдаде, в Куштантинии, живущие по всей земле, вот уж более тысячи лет возносят хвалы Всевышнему, за то, что он вывел свой народ из среды другого народа, чтобы на пятидесятый день после исхода вручить ему Тору на горе Синай, чем проявил свою мощь и милосердие. Поэтому в эти дни, перед пасхальным седером, мы вновь и вновь перечитываем и обговариваем Шмот 3121, хотя каждый из нас знает его слова наизусть.
– Папа, - подала голос ерзавшая на коленях у отца малолетняя Эсфирь, - можно я сяду на колени к Нафану?
– Что ты! – одернула ее мать.
Но рабби протянул к девочке руки со словами:
– Иди, иди. Ведь именно ради вас, наших детей, мы воскрешаем каждый год в нашей памяти то величайшее событие. Память о нем через ваши сердца должна быть передана сердцам ваших детей. Иди же.
С какой-то странной взрослой чувственной улыбкой кругленькая Эсфирь соскочила с колен отца и быстро перебралась к Нафану.
– Именно вам, во имя сохранения процветания нашего народа, - продолжил рабби, с преувеличенной ласковостью заглядывая в блестящие глазки девчурки, - следует хранить память о том, что выход из Египта - это стержень бытия. Как сладкий мед, как надежда и верное обещание звучат для нас первые слова Синайского Откровения: "Я - Господь Бог твой, который вывел тебя из земли египетской, из дома рабства". Об этом следует не забывать никогда, чтобы при будущем, окончательном освобождении еврейского народа, которое произойдет в этом же месяце, в чудесном весеннем месяце Нисане, когда придет Машиах 3132, все угнетатели и преследователи евреев подверглись суду, и только к Израилю была проявлена милость. Помните также, дети, что само название этого величайшего праздника, который ожидает нас всего через несколько дней, связано с исключительным правом еврейских младенцев, установленным Господом, который прошел мимо домов сынов Израилевых в Египте, когда поражал египтян, и домы наши избавил. Его карающий меч обошел еврейские дома, отсюда – Песах, что значит «обойти». Но, дорогие мои, Песах – не только праздник воспоминаний, это так же возможность молодого поколения лишний раз задать вопросы, ответы на которые в дальнейшем смогут формировать вашу свободу. Ну же! Смелее. Кто первым хочет задать какой-нибудь вопрос?
Царские чада с нерешительностью и скукой в глазах поглядывали по сторонам, на мать, отца, на гостя, вольготно развалившегося в золоченом кресле, как бы обдумывая и взвешивая возможности собственной свободы и силу самоуверенного пришельца.
– Ну же! Не стесняйтесь, - подбодрила детей Шифра.
Наконец один из старших, малорослый, но широкий в бедрах двадцатипятилетний сын, названный в честь деда Аароном, выдавил из себя:
– Скажи, рабби, почему в этот праздник мы едим пресные лепешки?
Вопрос был, конечно, вымученный, пресный, как те лепешки, о которых в нем спрашивалось, поскольку повторялся из года в год, но Нафан был рад и ему.
– Хороший вопрос, - похвалил он Аарона. – Верно, Песах также называют Хаг Хамацот, то есть праздник пресных лепешек. Маца! Как нам рассказывают священные книги, евреи спешили, покидая Египет, у них не было времени приготовить в дорогу квасной хлеб, не было времени дать тесту подняться. Потому маца, пресные лепешки в этот день напоминают нам о тех далеких временах, когда звероподобные египтяне с жестокостью принуждали сынов Израилевых к работам, и делали жизнь их горькой от тяжкой работы над глиной и кирпичами, и от всякой работы полевой, к каковой мы не предназначены. Оттого мацу мы называем также хлебом скорби. Каждый раз на Песах мы заново переживаем происшедшее много веков назад, чтобы никогда больше не попасть в мерзость египетскую.
– Что такое «мерзость египетская»? – со смаком воспроизвел редко употребляемое в повседневной жизни слово одиннадцатилетний Манассия.
Нафан кивнул ему, давая тем самым понять, что сейчас прольет свет и на этот предмет.
– Сутью человека со дня сотворения мира остается горящая в нем божественная искра, следовать которой он обязан на протяжении всей своей жизни. Понимать это может только свободный человек, свободный и телом и духом. Раб, отдающий свою энергию, свою жизнь, доверенную ему Господом, земному господину, никогда не будет иметь возможность для осуществления своего духовного предназначения. Тора говорит нам, что физическая и духовная свободы неразделимы. И потому пасхальная Агада за годом год напоминает нам про избавление от физического рабства, как о первой ступени ниспровержения рабства духовного. Ведь духовная свобода – это возможность человека различать свой путь на земле благодаря сиянию путеводной божественной искры. Тот, у кого нет собственного Бога, во веки веков будет оставаться рабом. Тот, кто предает Бога своих предков – справедливо будет наказан презренной жизнью раба. Когда еврейский народ строил фараону Пифом и Раамсес, он уже почти допустил к сердцу стремления египтян, позабыв о своих собственных. Евреи уподобились египтянам, стали как и они поклоняться египетским идолам. Вот это-то наши мудрецы и называют «мерзостью египетской». И если бы наш народ не нашел в себе силы вспомнить о своих, еврейских ценностях, никогда бы Всесвятой не даровал ему заповеди Торы и возможность прийти в землю Израиля, наш Господь, наш Бог…
– А у нашего Бога пися какая, как у меня или как у Аарона?
– вдруг громко и весело, с явным ожиданием похвалы своему задору, выкрикнула сидевшая на коленях рабби четырехлетняя Эсфирь.
– О-о… - полувздох-полустон Шифры утонул в удушающей глумливой тишине.
Но Нафан сделал единственно возможное в таковой ситуации, - он «не заметил» глупых слов неразумной малявки, не смотря на то, что лица Манассии и двух девочек постарше покраснели и раздулись от рапиравшего их смеха, сдерживаемого из последних сил. Однако он понимал, что оставленное без внимания неосознанное оскорбление религиозной святыни царской дочерью открывает перед ним маленькую, но верную возможность доминирующего положения в ситуации. Рабби продолжал: