Русалка для интимных встреч
Шрифт:
Юлий Платонович одобрил Гогу Порошина за антиутопию из мира насекомых, где его герои говорили и действовали как люди, а потом долго хвалил Рому Асанова — тот создал шедевр о татуировке в виде бабочки, которая была наколота на груди матерого уголовника. Уголовника смертельно ранил его дружок, и теперь его пытались спасти врачи. Бабочка на груди то трепетала, то затихала, то снова бессильно взмахивала крыльями — в такт дыханию, пока не затихла окончательно — в тот момент, когда остановилось сердце пациента…
—
Потом настал черед Германа Коваленко. Тот сотворил нечто невразумительное и нескладное — мэтр сознательно отложил обсуждение его этюда, чтобы собраться с мыслями. Коваленко не обладал литературным талантом — это и дураку было ясно.
«Зачем он сюда ходит? — удивленно подумала Валя о Коваленко. — Работал бы и дальше в своем банке, офисе или где он там работает… Наверное, действительно ради Натальи!»
Она постояла еще немного, а потом тихонько попятилась обратно в коридор.
Около семи она собралась уходить — к тому времени закончилось и занятие в студии. В гардеробе на первом этаже скопилась небольшая толпа.
— Пусик, подними мое пальто повыше, я не могу попасть в рукав… — нервно говорила мадам Климантович своему мужу.
— Скажите, Юлий Платонович, — развязным и одновременно смущенным голосом спросил Гога Порошин мэтра. — А сколько было самому молодому Нобелевскому лауреату?
— Сколько чего? — удивленно поднял бровь Истомин, натягивая на себя куцее драповое пальтишко.
— Лет, конечно!
— Ну я не знаю… — растерянно произнес мэтр, обматывая худую шею длиннейшим пестрым шарфом, словно собираясь себя задушить. — А зачем вам это, Гога?
— Я это к тому, что надо заранее поставить перед собой цель и идти к ней, — вдруг заявил Гога. — И я верю, что у меня все получится… Будущее за молодыми!
— А нам что тогда делать? — спросил Григорий Будрыс, ласково и с сожалением глядя на Гогу, словно уже складывая в голове план детоубийства. — Эх, молодежь…
— Гликерия Петровна, можно вас на минуточку? — прошептал Истомин.
Мадам Климантович отступила в сторону.
— Уважаемая Гликерия Петровна, я, конечно, не возражаю против присутствия вашего мужа, но будьте любезны оплатить его пребывание в студии…
— Юлий Платонович, да вы с ума спятили! — вспыхнула почтенная мадам. — Он же не участвует, так сказать, в процессе… Он чисто символически присутствует!
— Еще как участвует! — упорствовал Истомин. — Он уже несколько раз в обсуждении участвовал! Я засекал — один раз даже речь произнес. На целых пять минут — помните, когда мы на прошлом занятии рассказ Пятаковой обсуждали!
Супруг Климантович скромно стоял в стороне, прижав лапки к груди, и загадочно улыбался.
— Это не считается! — возмутилась Гликерия Петровна. — Дуся, ты в курсе, что тут творится? Просто возмутительно…
Валя слышала беседу мэтра со слушательницей из комнаты, где была служебная раздевалка.
— Страсти-то какие! — прошептала Наталья, забегая туда. — Кстати, полки так и не починили, будем завтра вызывать нового слесаря. Этот действительно самый настоящий питекантроп! Леонарда Яковлевна даже валерьянку принялась пить… А ты куда пропала?
— Да так, в конференц-зал заглянула, — призналась Валя.
— Опять? Не понимаю, что там может быть интересного… — пожала плечами Наталья. — Ладно, я побежала — мне тут один тип свидание назначил!
Библиотека располагалась в старинном здании постройки начала девятнадцатого века. Валя посмотрелась в зеркало у камина — у самого настоящего камина, правда, забитого наглухо железным листом, — из-под надвинутого капюшона на нее взглянуло бледное существо с темной прядью выбившихся на лоб волос. Когда-то, очень давно, она считала себя, безусловно, красивой, а теперь вдруг начала сомневаться в этом. «Тридцать четыре года… Нет, я еще молода. Ни морщин, ни седых волос… Я просто устала сегодня!»
Валя перекинула сумочку через плечо, попрощалась с гардеробщицей Ниной Константиновной и вышла во двор. Ничто сейчас не напоминало о сегодняшней весенней капели — было опять холодно, и в темноте мерцал снег, отражая свет фонарей, стоявших вдоль бульвара.
— Как дела, Валя? — вдруг услышала она совсем рядом и невольно вздрогнула. Это был Коваленко в своем пальто нараспашку. Подкрался, точно тать, графоман чертов… — Простите, я вас напугал, кажется…
— Ничего, все в порядке. И дела тоже неплохо идут, — спокойно ответила она.
— Вас подвезти? — спросил он. И это было странно — поскольку Коваленко интересовался, судя по всему, Натальей. Наверное, дежурная вежливость… — Где вы живете, Валя?
— Я живу недалеко. Впрочем, мне сейчас не домой.
— Да? А куда? — спросил Коваленко. Какой настырный! И бесцеремонный…
— Какая разница… — махнула она рукой. — Надо деда навестить. Ему уже почти девяносто.
И зачем она сказала про деда? Вовсе не обязательно докладывать обо всем этому офисному красавчику!
— Я вас и к дедушке могу подвезти! — упорствовал Коваленко. — Садитесь, Валя, мне сейчас, ей-богу, совсем нечего делать!
«О Наталье хочет поговорить! — внезапно догадалась Валя. — Как я сразу не поняла…»
— Хорошо, — немного подумав, сказала она. — На Сокол, пожалуйста…
Герман Коваленко ослепительно улыбнулся.
— Дайте руку, здесь скользко…
— Да, днем все таяло, а теперь подморозило, — согласилась Валя, протянув ему руку. Они сели в машину; хрустя шинами по мерзлому асфальту, автомобиль осторожно двинулся с места.