Русалка и миссис Хэнкок
Шрифт:
– Придержите лошадь, пускай они пройдут! – кричит он.
– Так они не идут никуда, – откликается кучер. – И вообще должны посторониться передо мной.
– Только не здесь. Здесь они переходят через дорогу, когда захотят. – В Дептфорде любого рода повозки всегда уступают путь судостроителям – так в Индостане, по слухам, коровам разрешается бродить и лежать где угодно, даже в самых оживленных местах. – Судьбы мира зависят от быстрых, прочных кораблей, – весело говорит мистер Хэнкок; лошадь бьет копытом и всхрапывает в натянутой узде. – Мастерство этих славных людей кормит весь Лондон.
– Я
Наконец мужчины начинают расходиться один за другим, останавливаясь посреди дороги, чтобы прощально вскинуть руку.
– Благодарствуйте, – кивают они кучеру, проходя перед кэбом – без всякой, впрочем, спешки.
Мистер Хэнкок, высунувший в окошко локоть и голову, встречается взглядом с артельным старшиной, Джемом Торпом, чьим шедевром лет эдак двадцать назад стала рубка незабвенной «Каллиопы». Парик у него присыпан опилками, и он размахивает сеткой со стружками и щепками, подметенными с пола мастерской.
– Джем! – окликает старого знакомого мистер Хэнкок. Он ничего не может с собой поделать: мысль о Хэнкок-стрит слишком соблазнительна, чтобы держать в секрете. – Привет! Джем! Как дела – работа есть?
– Есть. – Мистер Торп приподнимает шляпу, защищая глаза от солнца. – Пока что.
– О, в кои-то веки.
Мистер Хэнкок не любит оставлять Эстер без надзора в своем доме, ибо она имеет обыкновение расхаживать по гостиной, хищно разглядывая его фарфор, его курительные принадлежности, корешки его книг. А вдруг она уже проникла в кабинет и просматривает записи в приходно-расходной книге, водя пальцем по страницам? Мистеру Хэнкоку до крайности неприятно, что сестра сейчас хозяйничает там у него, но одновременно он страшится встречи с ней. Надо бы, конечно, поспешить домой, но, возможно, такой вот солидный, мужской разговор укрепит в нем достоинство, прежде чем Эстер примется немилосердно унижать оное.
– Адмиралтейство исправно о вас заботится? – спрашивает мистер Хэнкок.
– Тц! Хуже, чем когда-либо! – Джем подступает ближе с заговорщицким видом. – Они постоянно финтят с жалованьем, льготами, рабочими часами. Мы самые искусные корабельщики в мире; никто лучше нас не сделает для них работу, но они не хотят платить нам столько, сколько мы заслуживаем.
– Так всегда было, – глубокомысленно кивает мистер Хэнкок.
– Нам следовало устроить забастовку еще десять лет назад, когда Вулиджская верфь закрылась.
Мистер Хэнкок содрогается при одном воспоминании.
– Скверное было время.
Стремление дептфордских корабельщиков объединиться в трудовой союз вызывает у него глубокую тревогу. Да, возможно, существующий порядок вещей не вполне удовлетворительный, но какой-никакой порядок все-таки должен поддерживаться. Иначе что будет?
– Ага, очень скверное, – соглашается Джем. – Чтобы притеснять честных граждан, прямо выражающих свое мнение, вместо того чтобы к ним прислушаться! – Он сплевывает себе под ноги. – Ведь все остается как есть не одними только стараниями важных шишек из верхов. Власть – это договор, заключенный между всеми сословиями. Народ еще взбунтуется, помяните мое слово.
– Ну… – Мистер Хэнкок барабанит пальцами по раме. – А поработать на суше вы не против?
Мистер Торп обдумывает вопрос.
– Дома строить, что ли? Для вас? Надо понимать, вы решили снова заняться доходным строительством?
– Именно так! У меня появились деньги, которых я совершенно не ожидал. – Он ждет, когда Джем Торп клюнет на приманку, но тот лишь улыбается и запускает пальцы под парик, чтобы почесать зудящую кожу. – В наше время выгоднее всего вкладываться в строительство, – напористо продолжает мистер Хэнкок. – Дома, в отличие от кораблей, вы всегда найдете там, где оставили. Вам и самому следует попробовать.
– Мне – и заделаться домовладельцем? Хм, это нужно обмозговать. – Лошадь всхрапывает и мотает головой. Джем изучает свои ногти. – Хорошо, сэр, когда я останусь совсем без работы – ждите меня.
– Приходите, когда вам будет угодно.
– А моя артель…
– Это я оставляю на ваше усмотрение.
Корабельщики – сплоченная братия: ни один из них не преуспеет без своих товарищей по ремеслу.
– Отлично. – Мистер Торп откашливается. – Спасибо вам, мистер Хэнкок. У меня прямо на душе полегчало.
– Не за что. Храни вас Бог, Джем Торп.
– И вас, сэр. Доброго вам дня. – Мистер Торп поворачивается и твердо шагает прочь, переступая через глубокие колеи в грязи и скользкие лужи, для равновесия размахивая сеткой со щепой.
– Теперь поехали! – Мистер Хэнкок стучит тростью в потолок кэба. – Да поскорее, я страшно тороплюсь. Поспешите же, сэр, ради всего святого!
И вот они уже катят по Юнион-стрит, которая до появления оштукатуренных дворцов на Батт-лейн считалась самым респектабельным адресом в Дептфорде. Каменные притолоки с резным лиственным узором и лепными херувимами выступают из единообразных кирпичных фасадов в самом приятном ритме, но извозчика эта красота оставляет равнодушным. В Лондоне несть числа улицам, сплошь застроенным зданиями таких вот гармонических пропорций, и в подобном квартале может жить любой простой ткач или засольщик.
– Два шиллинга и шесть пенсов, – отрывисто произносит он.
– И ваша услуга стоит каждого фартинга из названной суммы. Позвольте мне… – Порывшись в портфеле, мистер Хэнкок достает крохотные латунные весы, на которых можно точно взвесить и песчинку, не говоря уже об обрезанной монете. – Сейчас, минуточку… – Он сидит очень прямо, сдвинув брови и уставившись на весы столь напряженно, что глаза у него слегка скашиваются к носу.
– Да ладно, не надо, – говорит извозчик. – И такая сойдет.
– Это столько же для вашего блага, сколько и для моего, – отвечает торговец. – Вы заслужили полное вознаграждение за ваш труд, верно?
– Не стану с этим спорить.
Наконец монета взвешена и уплачена, к обоюдному удовлетворению сторон, после чего мистер Хэнкок покидает экипаж, а извозчик покидает Дептфорд, клянясь себе больше никогда в жизни не ездить за реку.
Войдя в дом, мистер Хэнкок слышит голос сестры еще прежде, чем ее видит.
– Русалка? – рявкает Эстер. Она стоит подбоченясь на повороте лестницы, в холщовом рабочем фартуке, повязанном поверх платья. – Русалка? Ты о чем вообще думал, а?