Русалка
Шрифт:
Карл пошел к столам; придворные двинулись следом.
Хардгрейв и Уорик смерили друг друга взглядами; Анна казалась разъяренной и униженной.
Ондайн трепетала от радости, щеки ее разрумянились. О Боже! Он все-таки защитил ее! Он сделал гораздо больше, чем требовала от него сложившаяся ситуация. Ондайн переполняла благодарность. Такая невыразимая. Такая безмерная. Все обиды, ненависть и ярость были забыты. Поцелуй, в котором он выразил свое безграничное к ней уважение, сделал то, что не смогли сделать слова и объяснения. Она
— Хардгрейв, — сказал Уорик ледяным голосом. — Клеветать на мою жену — значит, клеветать на меня. Конечно, она беззащитна перед твоей злобой. Но со мной, уверяю тебя, это не пройдет.
Он повел Ондайн за королем, и она услышала, как Юстин весело обратился к идущей следом Анне:
— Ай-ай-ай, Анна! Хотя моя дорогая невестка и попала сюда с улицы, но это гораздо лучше, чем ковыряться в помойных ямах, что некоторые леди имеют обыкновение делать!
Анна процедила сквозь зубы какое-то ругательство, которое не оставляло уже никакого сомнения в том, что его взяли из помойной ямы. Уорик повернулся к Юстину. Они вместе захохотали и галантно взяли Ондайн под руки, каждый со своей стороны.
Она потупила глаза, чувствуя глубокую привязанность к обоим братьям.
Пир с многочисленными переменами блюд начался и закончился. Актеры развлекали публику, медведи танцевали, менестрели играли на музыкальных инструментах. Ондайн танцевала с королем, с Юстином, с повесой Букингемом…
И со своим мужем.
Неутомимый Карл, несмотря на поздний час, сказал Уорику, что управление королевством требует неусыпного внимания и он, король, нуждается в некотором совете своего подданного и просит его в этот вечер отложить личные проблемы в сторону.
Джек, появившийся как будто из-под земли, проводил Ондайн в ее комнаты и, она знала, лег на полу за дверью.
Ондайн долго расхаживала по комнате, погруженная в свои мысли. Ее переполняла гордость за человека, которого она любила, и разрывала боль, потому что он решил от нее избавиться. Но Боже! Она перед ним в неоплатном долгу…
Ондайн грызла ногти, пребывая в неописуемом возбуждении. Время шло. Было уже далеко за полночь, когда она неожиданно распахнула дверь и попросила Джека позвать горничную, чтобы принять ванну.
Джек удивился и стал ворчать, но все-таки кликнул одного из стражников. Через минуту прибежала заспанная служанка, а несколько пажей принесли гигантскую ванну и наполнили ее горячей водой.
Ондайн принимала ванну не торопясь, наслаждаясь ароматным маслом и потягивая из бокала портвейн, который, она считала, был ей необходим для храбрости.
Вода остыла. Ондайн вылезла из ванны и надела свое самое роскошное платье. Служанка соорудила ей на голове высокую прическу, которая подчеркивала огненное великолепие ее волос.
Мальчики унесли ванну, горничная вежливо откланялась и удалилась, и Ондайн осталась одна. Она заметила кресло с высокой спинкой, подтащила его к огню, села, поджав под себя ноги, и стала ждать, потихоньку потягивая портвейн.
Время близилось к рассвету, когда она услышала скрип дверей. Ее охватила внезапная радость, и сладостное тепло разлилось по всему телу.
Уорик большими шагами вошел в комнату. Она почувствовала на себе его взгляд. Он прошел к маленькому столику, бросил на него свой короткий кинжал и, увидев бутылку портвейна, налил себе стакан. Затем Уорик взял кресло и сел напротив Ондайн, поглядывая на нее поверх стакана.
— Почему вы до сих пор не спите? — спросил он.
Ее смелость улетучилась: его голос звучал так отчужденно, так холодно.
Она опустила глаза и покачала головой.
Он неожиданно потянулся вперед, крепко сжимая стакан, и сказал хрипло:
— Так что же?
— Я… я хотела поблагодарить вас.
— За что?
Ондайн помедлила, раздумывая. Наверняка он догадывался, о чем она говорит, но не хотел помогать ей, а молча ждал ответа.
— Анна хотела выставить меня на посмешище. Вы не позволили ей. Целый вечер только об этом и говорили, но никто не смеялся! Все остались очень довольны вашей историей, — прошептала наконец Ондайн.
Уорик откинулся на спинку стула. Она снова увидела заинтересованный золотой взгляд поверх стакана.
— Просто вы Четхэм. Вот и все, мадам! Вам не за что меня благодарить.
Ондайн не смела продолжать, ощущая себя глупой и отвергнутой.
— Что-нибудь еще? — Голос графа звучал резко.
Она встала, собираясь поскорее убежать, но не успела этого сделать: Уорик вдруг бросил стакан в огонь. Послышались звон и шипение. Уорик быстро подошел к ней, оперся руками на ручки кресла и как бы заточил ее внутри.
— Вы благоухаете, как цветущий сад, мадам! Этот запах неуловим, как сон, и сладок, как ночной жасмин. Роскошь вашего платья невозможно описать. Если бы я не был совершенно уверен в вашей враждебности, я бы подумал, что вы решили меня соблазнить. Что у вас на уме, Ондайн?
Она отчаянно замотала головой. От этого движения ее волосы рассыпались по плечам огненным водопадом.
— Оставьте меня! — закричала она.
Ах! Ей потребовалось все ее мужество, а он смеялся над ней!
— Мадам, значит, вы намеревались меня соблазнить. Зачем?
— Дайте мне выбраться отсюда…
— Сначала ответьте зачем!
Ей не преодолеть преграды его рук и этой твердой решимости. Ондайн подняла голову:
— Я уже сказала! Я хотела отблагодарить вас…
— Святая Матерь Божья! — взорвался он. — Отблагодарить?
— Я…
— Леди, приходите ко мне тогда и только тогда, когда вы захотите меня.
«О Боже! Не могу даже соблазнить его! Что за дура…» — подумала она и выкрикнула:
— Да пустите же меня!
Уорик отошел. Она вспорхнула со своего места, как птичка, но тут же оказалась снова пойманной и прижатой к его груди.