Русальная неделя
Шрифт:
Земляна сделала несколько жадных глотков. Плеснула воды на ладонь, провела рукой по лицу.
Тяжело дыша, проговорила:
— Сейчас.
Вдохнула ещё несколько раз, собираясь с силами. И вытянула вперёд руку.
Пылающий сарай зашипел так, что этот звук мгновенно перекрыл треск огня. От сарая повалил пар. Такой густой, что скоро огонь перестал быть виден.
Когда пар рассеялся, вместо пылающего сарая я увидел чёрные останки того, что когда-то было его стенами. Доски прогорели почти полностью, крыша провалилась внутрь. Из четырёх столбов, подпирающих углы, держались только три, четвёртый рухнул. От обугленных останков сарая ещё валил пар, но почерневшее дерево на глазах покрывалось изморозью.
Ишь ты. А мощный знак — Мороз. Надо бы тоже открыть, мало ли где пригодится.
— Спасибо, — возвращая мне флягу, выговорила Земляна.
В отдалении топтались селяне. Вся деревня сбежалась, не иначе. С одной стороны, можно понять — не так много тут развлечений, интернет пока не придумали. С другой стороны, факт присутствия посторонних слегка подбешивал — могли бы попробовать хоть что-то предпринять. Хотя, с третьей стороны, если в сарае хранилось сено — спасать тут объективно нечего. Всё, что можно сделать — ждать, пока прогорит. Благо, сарай стоит на отшибе, соседним строениям ничего не угрожает.
Земляна, судя по выражению лица, тёплых эмоций к аборигенам тоже не испытывала.
— Ну, если сейчас узнаю, что внутри закурил кто-то, — грозно сказала она. И принялась подниматься на ноги. — Или за лучиной не доглядел! Богом клянусь — я его мёртвого с того света достану. И заморожу покрепче сарая!
Я покачал головой:
— Нет. Сарай не загорелся. Его подожгли.
— Что-о? — Земляна изумленно повернулась ко мне.
— Ну, вспомни — дверь была заперта снаружи. Следовательно, вариант «заснул бухой с сигаретой» отпадает. Вариант с лучиной — тоже. Уверен, что трупа мы на пожарище не найдём. И огонь шёл снаружи, от стен. Не изнутри. Это — поджог, а не несчастный случай.
— Быть не может…
Я развёл руками. Дескать, не может так не может. Моё дело маленькое — носом ткнуть в очевидные факты.
Впрочем, спорить Земляна не стала. Поняла, видимо, что я прав. Пробормотала:
— Но зачем? Кто это сделал?
— Зачем — понятно. Чтобы ты не смогла вернуться. А кто — тот, кто проследил за тобой. Кто понял, что ты ушла Знаком. Кто-то, кому очень сильно не хотелось, чтобы ты вернулась.
— Но ведь деревенские сами звали охотника?! Прохор говорит, умоляли, в ногах ползали!
— Они-то, может, и умоляли.
Я вспомнил персонажа в капюшоне, мелькнувшего на болоте. Когда я сначала истребил плантацию зреющих лягушек, а потом угробил нечто сокрытое под землёй, обогатившее меня аж на десять родий.
Тоже поднялся на ноги и решительном шагом направился к толпящимся в отдалении аборигенам.
Те перчатку на моей руке разглядели ещё издали. Принялись благоговейно кланяться.
— Давно загорелось? — кивнув на останки сарая, спросил я.
— Не, — выступил вперёд рослый, степенный мужик.
«Староста», — мелькнуло в голове. Я мысленно поставил себе плюс за то, что начинаю шарить в деревенской иерархии.
— С полчаса, может, как полыхать начало.
— Внутри никого не было?
— Слава богу, никого! Господь милостив.
— А рядом с сараем никто не крутился?
— Нет. Кому тут крутиться, на отшибе? Да и день в разгаре, работают все.
Я усмехнулся.
— Да. Это я вижу. Все, как один — вкалывают в поте лица.
— Дяденька там был, — послышался вдруг детский голос.
Между старостой и стоящим рядом с ним мужиком протиснулась девчушка лет шести.
— Какой ещё дяденька? — нахмурился староста. — Чего попусту болтаешь?
— Я не попусту! Я сама видела!
— Ишь. Видела она. Твой дом — вона где, — староста махнул рукой. — А сарай — вона! Чего тебе тут делать?
— Траву ходила рвать. Мамка велела, для курей. Возле изб хорошей нету, а на луг больно далеко топать. Да и боязно, там уж лес недалеко, — девчушка повела плечами. — Вдруг нечисть утащит?
— Правильно, что на луг не пошла, — похвалил я. — Вот отчитаемся о полном истреблении нечисти в районе — тогда гуляй где хочешь. А этот дяденька, про которого ты говоришь. Он как выглядел?
— Никак.
— То есть?
— Ну, он в таком платье был, как батюшка в храме. Только без золотых узоров. А на голове — колпак, не видать ничего. Страшный дяденька. Я его, как увидала, так и бросилась домой! Чуть корзинку не потеряла. А корзинка-то новая. Ух, и страху натерпелась!
— Ясно. А что этот дяденька делал?
— Дверь подпирал. Там на щеколду закрыто, а он доской подпёр, да ещё камнем большим.
Я оглянулся на подошедшую Земляну.
— Слышала? Теперь сомнений нет?
Та покачала головой. Внимательно присмотрелась к девочке. Присела перед ней на корточки.
— Тебя как звать, кроха? Ты чья?
— Фимкой звать. А бати у меня нету. О прошлом годе лихоманка унесла.
— Анфисы-вдовы дочка, — подтвердил староста. — Анфиса в город на рынок уехала, целебными травами торгует. Тяжко ей, без мужика-то. К ночи вернуться должна.
Земляна задумчиво покивала. Достала из кошеля и протянула девчонке монету.
— Держи. Мамке отдашь.
Девчонка взвизгнула от восторга. А Земляна окинула аборигенов грозным взглядом.
— Ну? Чего толпитесь? Пожара не видали? Али работа ваша сама работается, покуда вы тут рты разеваете?
Народ поспешно начал расходиться. Земляна посмотрела на меня.
— Ты тоже почувствовал?
— Силу в девочке? Да.
Земляна вздохнула.
— Бедняжка.
— Почему? Сила — это ведь хорошо. Как подрастёт, без куска хлеба не останется. Ещё и мать прокормит. Радоваться за девчонку надо.